Крылья
Шрифт:
— Я чувствую себя нехорошо, — заупрямилась я перед входом в огромное помещение, наполненное людьми, среди которых не нашлось ни единого знакомого лица.
— Доктор рассердится, если ты снова не поешь, — подтолкнула меня в спину Мария. — Он не любит, когда морят себя голодом, ты же знаешь.
— Я здесь давно? — ахнула я. Мои воспоминания совершенно не вмещали в себя это место, словно вокруг был обман, наведённый морок и злые недруги по какой-то причине хотели убедить меня
— Уже пару месяцев, — охотно сказала Мария, усадив меня за белый столик. — Ты разве забыла? Тебя привезли сюда после…
Оглушительный грохот чуть не разорвал мои барабанные перепонки. У противоположной стены возле такого же белого стола стоял молодой мужчина. Его глаза казались бешеными, вены на шее вздулись, а бледные пальцы сжимали металлический поднос, которым он отчаянно колотил по прозрачному пластику окна. Оно не поддавалось, и мужчина в отчаянии рухнул на пол, впиваясь пальцами во всклокоченные бронзовые волосы. Со всех сторон его окружили высокие крепкие охранники.
— У-у, милочка, сегодня тебе лучше поесть в своей комнате, пожалуй, — встрепенулась Мария, поднимая меня со стула и быстро выводя прочь, хотя теперь я хотела остаться, шокированная происходящим и желающая досмотреть, чем закончится дело.
Спустя пять минут Мария принесла поднос с едой прямо в палату и строго приказала съесть всё, а иначе заставит. После её ухода я с сомнением принюхалась. Пища выглядела как обычно, но шестое чувство подсказывало ничему не доверять. Не знаю, что меня дернуло поднести поднос к старому зеркалу, но когда я увидела отражение, то от ужаса выронила его из рук… Безобидное на вид молоко, выплеснувшись из стакана, в зеркале было похоже на отвратительную слизь… брокколи имели глаза и надували щёки, как болотные лягушки. А спагетти ползли прочь, напоминая клубок белых червей.
Испуганно обернувшись на дверь, я бросилась собирать еду с пола, боясь, что Мария может зайти в любой момент. Наспех вытерев разлитое молоко простыней, остатки пищи я забросила за кровать. Едва я успела сесть и выровнять дыхание, как дверь отворилась.
— Ну что, милочка, ты готова? Доктор Вольтури уже ждёт тебя, — голос Марии только казался вежливым.
Я чуть склонила голову, стараясь увидеть её отражение в зеркале, но словно чувствуя это, Мария перемещалась по комнате так, чтобы не попадать в него.
— Так я что, больна? — недоверчиво спросила я, ощущая себя абсолютно здоровой, не считая мелких царапин.
— Это доктору решать, дорогая.
Доктор Аро Вольтури выглядел солидным и, можно сказать, молодым: чёрные прямые волосы гелем зачёсаны назад, небольшая остроконечная бородка, чёрная оправа аккуратных очков. Он вполне подходил на роль дьявола, если подставить образу рога и копыта.
— Здравствуй, Изабелла, что означает «прекрасная», — с искусственной любезностью улыбнулся он, указывая мне садиться напротив. Кресло было низким и крайне неудобным, словно я оказалась в подчинённом положении, а враг величественно нависал надо мной. — Или ты всё ещё предпочитаешь, чтобы тебя называли Ангелом? — строго взглянул он поверх очков, и я почувствовала себя загнанной в клетку.
— Я… почему я ничего не помню?
Я остерегалась говорить о зеркале и о том, что в нем видела, боясь, что у меня отнимут источник правды. Доктор невесело ухмыльнулся:
— Так ты не помнишь, что сама согласилась на шокотерапию вместо традиционных методов нашей клиники? — пояснил он, стуча карандашом по кипе бумаг — наверное, имеющих отношение к моей болезни. Хотела бы я в них заглянуть.
— Не помню даже своего имени…
— Что ж, — он что-то записал, — это хороший показатель. Ты выглядишь спокойнее. Может, пойдёшь теперь на поправку…
— На поправку? — переспросила я. — Но я не больна!
— Это решать не тебе, — строго ответил Аро. — Сейчас мы проведём несколько тестов, после этого ты сможешь отдохнуть.
Он встал из-за стола и, ухватив меня за локоть, потащил к узкой двери, густо окрашенной в чёрный цвет. Внутри царила кромешная темнота, я не видела даже собственных ног, но доктор прекрасно ориентировался в ней, словно его глаза, подобно кошачьим, могли видеть во мраке. Рывком он усадил меня в жёсткое кресло, закрепив мои руки на подлокотниках. Голову зафиксировал на подголовнике, перехватив чем-то вроде кожаного ремешка, а ноги привязал к холодным металлическим ножкам стула. Я пробовала вырываться, но понимала, что все мои попытки тщетны. К тому же, мною двигало любопытство, я, как мотылёк, летела на свет, хоть краешком сознания и понимала, что он неминуемо влечёт за собой гибель.
Передо мной загорелся яркий экран.
— Что это? — спросила я, пока доктор обвешивал моё тело сотней датчиков и присосок.
— Сейчас увидишь, — в его голосе сквозило предвкушение.
Засунув мне в зубы деревянную палку, ни слова не говоря, он развернулся и ушёл прочь.
Кадры замелькали, сменяя друг друга: лес, море, женщина с младенцем на руках, молодой мужчина, – мне кажется, я где-то видела его лицо…
Невероятной силы боль пронзила всё моё тело. Я хотела закричать, но раздался только приглушённый стон. Электрический разряд окутал каждую мою клетку, заставляя биться в конвульсиях. Мышцы свело, зубы скрежетали друг о друга, тело изогнулось дугой – ещё чуть-чуть и сломаются кости. Глаза жгло огнём, я не могла раскрыть их. Едва придя в себя, я вновь опасливо взглянула на экран. Безмятежные картинки, сменявшие друг друга, немного расслабили моё тело, заставляя забыть о страшных мгновениях. Но едва на экране появлялись знакомые черты, приходила новая порция оглушительной боли.