Крым. Ханы, султаны, цари. Взгляд на историю полуострова участника Крымской кампании
Шрифт:
Ни одну часть земного шара не ругали так, как области возле Эвксинского, оно же Понтийское, оно же Черное, моря. Два античных автора – Овидий и Тертуллиан, поэт и служитель церкви, пространно рассуждали о недостатках этого края – особенно Овидий, который несколько лет провел на западном берегу этого моря. На пятьдесят первом году жизни он был выслан из Рима указом императора Августа – вероятно, за то, что не мог держать язык за зубами и сплетничал о каком-то придворном скандале. В этом постановлении ему было приказано жить в городе Томы – колонии милетских греков возле устья Дуная; в те дни это была самая дальняя граница цивилизованного мира. Овидия отправили туда так же бесцеремонно, как многих неосторожных болтунов отправляли по этапу из Санкт-Петербурга в Сибирь. Он добрался до места назначения зимой, проплыв по бурным морям, и умер на девятом году своего изгнания. Поэт любил вино, бани, духи, фрукты, цветы и дорогие удобства, и приговор обрушился на него как удар грома. Никогда человек не принимал свою судьбу в более печальном настроении. Его Tristia («Скорбные элегии») и «Понтийские письма» – короткие стихотворения, присланные друзьям, – полны смиренных малодушных просьб об отмене приговора и детских жалоб на все – землю, воду и небо, климат, почву, воздух и людей. Овидий писал: «Я живу под небом края мира. Увы! Как близок от меня край земли!» Страну, где он вынужден жить, поэт ругает такими словами: «Ты самая невыносимая часть моего несчастного изгнания. Ты никогда не ощущаешь весны, украшенной венками из цветов, и не любуешься обнаженными телами жнецов. Ни одна
Если в первой части описания есть хоть какая-то доля правды, то со времени Овидия климат в этом краю изменился к лучшему. Вторая часть отрывка точно описывает степную растительность и внешнее сходство степи с морем.
Об обычной понтийской зиме Овидий рассказывает так:
«Снег глубок, и, пока он лежит, его не растапливают ни солнце, ни дождь. Борей делает его твердым и вечным. Поэтому, когда прежний лед еще не растаял, за ним уже следует новый, и во многих местах лед часто держится два года подряд. Сила северного ветра так велика, что, когда он пробуждается, набирает такую силу, что способен сровнять с землей высокие башни и унести крыши. Жители этих мест слабо защищаются от холода шкурами и ткаными штанами, оставляя открытым из всего тела только лицо. Часто их волосы, если шевелятся, звенят от висящих на них сосулек, и белая борода блестит от образовавшегося на ней льда. Жидкое вино становится твердым и сохраняет при этом форму сосуда; так что они глотают жидкость не глотками, а кусками, которые им подают. Почему я должен упоминать о том, как замерзшие реки становятся твердыми и как из ручьев выкапывают ломкую воду? Сам Дунай, который не эже, чем река, несущая на себе папирус, и в течение многих месяцев сливается с просторным океаном, замерзает, когда ветра делают твердыми его лазурные струи, и его воды катятся к морю под крышей изо льда. Там, откуда ушли корабли, люди теперь ходят пешком, и копыто коня ударяет по водам, затвердевшим от холода. Сарматские быки тянут неуклюжие повозки по этим диковинным мостам, а под ними течет вода. Я видел замерзшее просторное море, покрытое льдом, и скользкая корка покрывала его неподвижные воды. Я шел по затвердевшему океану, и поверхность воды была у меня под ногами, но они не намокали». С поправкой на поэтическое преувеличение мы все же можем считать этот отрывок свидетельством в пользу подтвержденного другими фактами предположения, что климат большей части Европы в прошлые эпохи был намного суровей, чем сейчас. Ведь в наше время только самые северные порты Черного моря, а также Керченский пролив и Азовское море замерзают каждый год. Шекспир в своей трагедии «Отелло» упоминает «ледяное течение Понтийского моря», и в то время даже Константинопольский пролив соответствовал этому описанию. В 401 году от Рождества Христова крупные участки Эвксинского моря сильно замерзли, а когда погода изменились, мимо Константинополя плыли такие громадные ледяные горы, что горожане испугались. В царствование Константина Копронима случилась такая суровая зима, что люди ходили по льду из Константинополя в Скутари. Теперь и первое, и второе события были бы чем-то совершенно из ряда вон выходящим.
Церковный деятель еще больше, чем поэт, виновен в преувеличении недостатков Понтийского края. В своей речи против еретика Маркиона Тертуллиан создал вот этот непревзойденной образец литературной клеветы:
«Этот путь, который называется Понт Эвксинский – Гостеприимное море, – лишился всех милостей, и самое его имя стало насмешкой над ним. День никогда не бывает ясным: солнце никогда не светит охотно. Существует только один вид воздуха – туман. Весь год дуют ветры, и каждый ветер прилетает с севера; жидкости бывают жидкими только перед огнем; лед перегородил реки; горы стали выше от куч снега; все окоченело и стало жестким от холода. Теплом жизни там наполнена одна лишь жестокость – я имею в виду ту жестокость, которая наделила этот край легендами о жертвоприношениях тавров, о колхидской любви и о кавказских пытках. Но самое варварское и скверное в Понте – то, что он породил на свет Маркиона. Этот человек более дик, чем скиф, более непостоянен, чем дикий житель кибитки, более бесчеловечен, чем массагеты, более дерзок, чем амазонки, темней, чем туман, холодней, чем зима, его нервы более хрупки, чем лед, он более вероломен, чем Дунай, и движется к своей цели более стремительно и безудержно, чем стремятся вверх Кавказские горы». Раз по миру ходили такие описания Эвксина, это море легко могло стать нелюбимым повсюду и быть в представлении народа чем-то вроде огромного Стикса – местом, где могут плавать по морю только кентавры, а бывать на берегах – только сатиры.
Правда в том, что у Черного моря есть свои особые опасности и недостатки, как и у большинства других провинций империи Нептуна. Зимой и в дни равноденствий на это море часто налетают сильнейшие бури с севера; сопровождаются ослепляющим снегом – сухим или мокрым. Весной и осенью здесь часто бывают густые туманы, и легкий ветер собирает поверхность моря в складки, создавая не опасные, но беспокоящие людей волны. Но в течение многих месяцев года Черное море прекрасно подходит для судоходства. Глубина его почти везде большая, поэтому даже самые крупные суда могут идти близко от берега, и им не мешают ни мели, ни острова; оно предоставляет судам много свободного места и имеет несколько прекрасных гаваней. Но до последнего времени государства, которые владеют его берегами, не делали ничего или делали мало, чтобы повысить безопасность приплывающих к ним моряков. На побережье длиной более чем в 2000 миль есть не больше двадцати маяков. Карт было мало, и по большей части они были неточными, а большинство матросов были бы «сухопутными моряками» для мореходов, привыкших плавать вокруг мыса Горн. Турок во время шторма делает все, на что способен, но мало пользуется картой или компасом и примиряется с катастрофой как с неизбежным приговором «кисмета», то есть судьбы. Русские команды судов, плавающих вдоль берега, не намного опытней. При плохой погоде начинают обычно с того, что выбрасывают за борт все предметы, которые можно сдвинуть, а если положение не улучшается, применяют второе и последнее средство – падают на колени перед образами святых, отдавая корабль на волю святого Николая или святого Александра Невского. Рассказывают, что один английский капитан, подплывая к Дарданеллам, встретил судно, которое шло из Крыма, и хозяин этого судна спросил у англичанина, где он находится. Оказалось, что поднятые ветром волны несколько дней носили его то в одну сторону, то в другую, затем вынесли из Черного моря через Босфор, Пропонтиду и Дарданеллы, и теперь он совершенно не мог определить свое местоположение. Немного лет прошло с того времени, когда о некоторых русских военных кораблях ходила дурная слава, что их команды умеют водить суда только при хорошей погоде и ровном море, потому что у большинства офицеров и матросов при сильном ветре всегда начиналась морская болезнь. Рассказывают, что однажды, когда один русский адмирал находился на корабле между Севастополем и Одессой, он и его офицеры полностью сбились с пути и флаг-адъютант, увидев на берегу деревню, предложил сойти на берег и спросить дорогу. Хотя в этом утверждении есть доля злой шутки, правда то, что до последнего времени Эвксин обвиняли во многих несчастьях, причиной которых было просто недостаточное владение мореходным искусством.
С востока Крым ограничен Азовским морем, его заливом – Гнилым морем и Керченским проливом, через который поддерживается связь с Черным морем. Азовское море – это Меотийское
Люди считают, что это море быстро мелеет, и похоже, что это верно. Паллас в 1793 году упомянул в своих записях о спуске на воду крупного фрегата там, где сейчас с трудом плавают даже лихтеры. Это происходит из-за грязи и ила, которые приносит Дон; из-за них же вода в море совсем не голубая и далеко не прозрачная. С ноября по март его поверхность покрыта льдом, и плавание по нему редко становится безопасным раньше апреля. Начиная с этого времени до середины лета почти постоянно дует юго-западный ветер, который облегчает путь судам из Черного моря и преграждает путь выходящему течению, чем сильно увеличивает глубину Азовского.
Сиваш, по-русски гнилое море, расположено между основным побережьем Крыма и Арабатским полуостровом и связано с Азовским морем маленьким Геначеским проливом. Его название вызывало любопытство у многих людей, которых нынешние события впервые заставили взяться за изучение карт этого края. Они предположили, что оно связано с чем-то ужасным и трагическим, вроде жестокой резни, когда вода покраснела от крови жертв, а потом воздух долго был заражен. Однако оно объясняется очень просто и обыденно. Гнилое море – один из тех мелких водоемов с болотами и топями по краям, которые труднопроходимы для людей и животных и над которыми в летнюю жару поднимаются ядовитые испарения, из-за чего вся окружающая местность в это время года вредна для здоровья. Над водой нависают ивы, большие заросли которых служат летним приютом для множества болотных птиц. Древние вернее, чем мы, характеризовали этот водоем, называя его болотом или озером – Palus Putris. Это устоявшее перед временем название доказывает, что с незапамятных времен данная местность имела эти неприятные свойства. Но иногда восточные ветры оттесняют воды Азовского моря от Таганрога и пригоняют их через Генический пролив в Сиваш; в этих случаях вода затопляет грязевые отмели; тогда Сиваш выглядит свежее, и его вредное действие на время прекращается.
Эти внешние водоемы связаны с основным, большим Черным морем через Керченский пролив, который когда-то носил название Босфор Киммерийский. Его древнее имя напоминает о древних коренных жителях этих берегов – киммерийцах, наполовину легендарном, наполовину историческом народе. В Одиссее они описаны как народ, живущий за океаном во мраке и не благословленный лучами Гелиоса-Солнца. Второе слово названия – «Босфор», точней, «Боспор» – в древности обозначало и Константинопольский пролив (его, чтобы отличить от Киммерийского, называли Босфором Фракийским). Это слово объясняют по-разному. По одной из легенд, через эти два пролива Ио, превращенная Юпитером в быка, переходила с одного материка на другой во время своих странствий. Более реалистичное объяснение – что люди впервые переправились через них на корабле, нос которого был украшен изображением быка, и от этого проливы получили название Боспорус – «Бычья Переправа». Но это имя может означать и переход скота; в таком случае оно могло означать переход стад с одного берега на другой в зимнее время по льду. Геродот утверждал, что «херсонесские скифы, которые живут с внутренней стороны рва (то есть Перекопа. – Авт.), переходят Босфор по льду со своими повозками, чтобы пройти в страну индийцев». Митридат сражался на льду в той самой части Киммерийского Босфора, где прошлым летом произошло морское сражение. Надпись на мраморной плите, которую обнаружили на азиатском берегу пролива, утверждает: «В году 6576 (1068 год от Р. Х.) князь Глеб измерил море по льду, и расстояние от Тьмутаракани (Тамани) до Керчи было равно 30 054 морским саженям». В наше время в суровые зимы телеги с грузом иногда проходят через Керченский пролив, и вполне вероятно, что в прошлую зиму русские могли этим путем переправить в Крым и солдат, и запасы. Этот пролив – узкая вьющаяся полоса мелкой воды с песчаными мелями по бокам. Таким же он был в дни Полибия, и можно ожидать, что таким будет всегда: его изгибы не дают водам Азовского моря ворваться в него напрямую и способствуют накоплению осадочных пород.
На обоих берегах пролива наблюдаются признаки псевдовулканической деятельности. Возле Керчи есть грязевой вулкан, но самый замечательный из таких вулканов находится на противоположном берегу, на расстоянии двадцати семи миль от Тамани. В своем обычном состоянии этот холм похож на большую зажившую язву. Его напоминающая кратер вершина покрыта многочисленными отверстиями, из которых выделяются вода, темная грязь и зловонный газ. Но иногда можно увидеть и нечто вроде извержения – выброс большого количества грязи, который сопровождается огромными столбами огня и дыма. Одно из этих извержений произошло 27 февраля 1794 года; тогда пламя поднялось на высоту 300 футов, и грязь била фонтаном. По оценке побывавшего на этом месте Палласа, за короткое время в воздух взлетело 100 000 кубических саженей грязи. Казаки удостоили это место названия Прекла, что значит «Ад». В 1799 году недалеко оттуда в результате подводного извержения в Азовском море возник остров, который затем был виден какое-то время, но постепенно ушел под воду. Жителей этого берега тревожат ужасные шумы и подземные толчки. Вполне вероятно, что в прошлом вулканические процессы в этой местности были гораздо активнее, и стали причиной существовавшего у всех античных авторов представления, что Киммерия находится возле входа в подземное царство Аида.
Моря Крыма, особенно вдоль восточного побережья, изобилуют рыбой, и мало есть мест, где ее так много, как в Азовском море. Добываемую рыбу делят на два разряда. К первой группе относятся прекрасные осетры, которые перемещаются из соленых вод Черного моря в пресную воду Дона и обратно, загромождая находящийся посередине пролив. Во вторую группу входят скумбрия, сельдь, палтус и другие виды. Кроме них, в Черном море водятся акулы, дельфины, тюлени, морские свиньи (разновидность дельфина. – Пер.), а из Средиземного моря приплывают на нерест тунцы. Акулы не большие и не агрессивные; их иногда едят, но охотятся на них в основном ради грубой кожи, которую используют в своей работе столяры-краснодеревщики и полировщики. Одна из самых необычных рыб – бычки. Их мясо всегда вызывает жар у тех, кто его ест, а еще они строят для своего потомства настоящее гнездо, как птицы. Самец и самка собирают стебли камыша и мягкие водоросли и укладывают их в маленькую ямку на берегу. Оба сторожат гнездо, пока мальки не вылупятся из икринок и не уплывут из него в подводный мир. Это поведение – исключение из правила, существующего у рыб, – было замечено Аристотелем у другого вида, есть и еще несколько подобных примеров. Каждый год в Керченском проливе вылавливают огромное множество осетров и сельди и заготавливают большое количество осетровой икры. Сельдь либо доставляют на ближайшие рынки в сыром виде, либо засаливают и продают перекупщикам, приезжающим из внутренних областей России. Пока Восток был христианским, в Константинополь, Малую Азию и другие местности везли из Крыма в больших количествах соленую рыбу, поскольку многочисленные посты православной церкви порождают большой спрос на этот товар. Крымская рыба была знаменита и в более давние времена. На монетах греческих городов Эвксинского побережья была изображена рыба, а иногда рыболовный крючок, что свидетельствует о древности местного рыболовства и о том, как высоко ценилось это занятие.