Крымская война. Соотечественники
Шрифт:
– Ты, Митяй, прекращай панику! – построжел Макарьев. – Не большевистское это дело. Броневиков много насчитал?
– С десяток. Оне дюже разные – которые с четырьмя колесьями, а которые и с восемью. Колесья – в мой рост! На одном коробка, навроде рупоров, в какие команды подают. Как заорали – я чуть не оглох, до сих пор в ушах звенит!
– А что орали-то? – поинтересовался дядя Жора.
– Щас… – Митяй наморщился. – Во: «Жители Севастополя! Во избежание и-ци-дентов, просьба не приближаться к боевым машинам ближе чем на десять шагов. По нарушителям будет открыт огонь на поражение». И так – без перерыва! Товарищ Евгений, а что такое и-ци-дент?
– Это
Макарьев поморщился.
– И что, стреляли?
– С чего? Дураков не нашлось к ним лезть…
– А солдат много? – спросил Макарьев.
– Да не то чтобы очень. Может, с полсотни. Мабуть, остальные на пароходе этом, с воротами.
– Это судно особое, для десанта? – снисходительно объяснил дядя Жора. – Чтобы, значит, на берег войска доставлять. В Николаеве строили такие, «Эльпидифоры», правда, без ворот в носу, со сходнями.
– Так, отставить воспоминания! – перебил старика-слесаря Макарьев. – Надо сообщить в штаб Южфронта, что белые получили подкрепления. Собирайся, Митрий, ты и пойдешь.
– Да я же… – опешил парень. – Как же я из города? У меня здесь мамка с сеструхой, и…
– Ты что, не подчиняешься решению ячейки?
За окном раздалось фырканье мотора, собачий лай. Макарьев отпрянул к стене, опрокидывая табурет – в руке у него блеснул «браунинг». Механический звук приближался. Подпольщик чуть-чуть отодвинул в сторону занавеску из ситчика в голубой цветочек. По улочке, поднимая клубы пыли, катил автомобиль странного вида – собранный из гнутых труб, на широченных рубчатых колесах, опирающихся на пружинные рессоры. Стекол в кабине не было, за рулем сидел один из тех солдат, которых описывал Митяй. Второй высовывался сверху, держась за рукоятки большого пулемета. Лица обоих скрывались за огромными, в пол-лица, очками-консервами. Задняя часть машины вся увешана коробьями с ручками и перетянутыми ремнями тюками; над ними колыхался высоченный, суставчатый, будто бамбуковая удочка, черный прут. На нем трепетал по ветру трехцветный флажок.
Макарьев сплюнул и задвинул занавеску.
– Ну, чего переполошились? Не за нами…
Подпольщики повскакивали с мест и стояли в напряженных позах с «наганами» в руках. Непоседливый Митяй извлек откуда-то ручную бомбу системы Рдултовского, похожую на квадратную жестянку из-под консервов. Обшарпанный железный корпус бомбы обильно пятнала ржавчина.
«Интересно, а она взорвется, если сорвать кольцо?» Макарьев нарочито откашлялся и принялся засовывать пистолет за пояс.
– Вот так, товарищи, сами видите. Беляки никуда уходить не собираются. Дядь Жора, сколько бойцов мы сможем собрать к утру?
Совещание затянулось за полночь. Митяй все время мялся, поглядывая на Макарьева, но тот обратился к нему, только когда разошлись остальные – по одному, как требовали правила конспирации.
– Тут такое дело, товарищ Евгений, прямо и не знаю, как сказать. Беляки-то эти друг к другу обращались по-нашему!
– Как это, «по-нашему»? – не понял чекист. – По-русски, что ли? Так по-каковски им еще говорить, голова садовая?
– Да я ж не о языке балакаю! Оне, когда обращаются по форме, говорят «товарищ лейтенант» да «товарищ прапорщик»! Это же где такое видано: лейтенант – и товарищ!
– Ты, может, ослышался? Сам говорил: рупоры орали, могло и примерещиться?
– Не, я близко стоял! Так и говорил: «Товарищ лейтенант!» А у самого на рукаве нашлепка деникинская, только черепа с мечами не хватает, как у ударников!
Макарьев задумался.
– Ты вот что, Митяй, ты пока никому не говори. Надо разобраться, что за «товарищи» к нам приплыли…
– Я-то не скажу, – пожал плечами парень. – Только они и так узнают. Я ведь не один там стоял! Вот увидите, к утру пойдут разговоры об этих «господах-товарищах».
III
Первую атаку отбили легко. Рота заняла позиции на южном берегу Альмы напротив брода. Один взвод с «Остином» комроты отправил на правый фланг, к перекрестку с проселком, ведущим к татарской деревне Улуккул-Аклес. Махновцы подходили нестройными колоннами, весело и бойко, оглашая окрестности протяжными селянскими песнями. Черное знамя плескалось в голове строя, за ним катились десятка два повозок на рессорном ходу. В бинокль были видны стоящие на них пулеметы. Тачанки. Те самые, что пять дней назад выкосили кавалеристов Барбовича.
Похоже, махновцы и помыслить не могли, что кто-то посмеет загородить им дорогу. Штабс-капитан Рукавишников приказал подпустить наглецов поближе и встретил огнем семи пулеметов с убийственной дистанции в две сотни шагов. Передовые сотни легли все; тачанки разворачивались, опрокидывались, рвались прочь из-под секущего свинца, огрызались длинными очередями, прикрывая откатывающиеся эскадроны. А когда во фланг избиваемого авангарда выкатился михеевский «Ланчестер», начался разгром.
К полудню отбили еще три атаки. Северный берег сплошь был усеян конскими и людскими телами; со стороны Улуккул-Аклеса доносилась частая стрельба – «украинские повстанцы», сунувшиеся в обход, напоролись на «Остин». В кожухах «максимов» закипала вода, Адашев расстрелял уже пятую ленту к «гочкису». Спасибо, патронов взяли с запасом; в перерывах между атаками юнкера торопливо набивали ленты и рубчатые «тарелки» «люсек».
Михеев вылез из броневика. Оливковая краска вся в свежих царапинах, броня кое-где вмялась под ударами пуль. Хорошо, подумал юнкер, что у этих скотов не нашлось патронов со специальными бронебойными пулями, а то бы пришлось плохо. Если тачанки окружат машину – все, могила, порубят жестяную броню очередями в упор. «Ланчестер» – это вам не «Остин» с двумя пулеметными башнями, способный огрызаться очередями во все стороны. А «максимы» на штатных лафетах – не наскоро прикрученный проволокой «Гочкис»…
– Михеев!
К броневику ковылял, опираясь на винтовку, командир роты. Пуля попала в бедро, но пуля, по счастью, прошла навылет, не задев кость. Другим повезло меньше: в мазанке стонали раненые, под стеной в рядок лежали мертвецы. На груди у каждого – фуражка с вензелем 1-го Киевского Константиновского военного училища.
Штабс-капитан дохромал до броневика.
– Михеев, ты у нас лучший водитель. С энпэ доносят: махновцы подтягивают на телегах пехоту, с ними то ли две, то ли три трехдюймовки. Накроют тут нас шрапнелями… В общем, сдавай броневик Овечкину, бери «Фиат» и дуй в город. Я велю погрузить раненых в кузов, сдадите в госпиталь. Хотя, какой сейчас госпиталь… Главное, найди генерала Стогова и передай: долго мы не продержимся! Будем отходить к окраине села, попробуем зацепиться. Но все равно, к утру, самое позднее, нас сомнут и двинутся на город. Так что, Михеев, гони, как черт, на тебя вся надежда!