«Крыша» для Насти

Незнанский Фридрих Евсеевич

Встретили Турецкого сдержанно и даже, как ему показалось, несколько настороженно. Видно, боялись, что от него должны прийти очередные неприятные вести. Петр Семенович, а попросту Петя, сидел нахохлившись и ревниво наблюдал больше не за гостем, а за своей супругой, которая смущенно поглядывала на Александра Борисовича и прятала глаза, будто между ними было что-то интимное. Словом, чушь какая-то. Вопрос в другом — как ее развеять?

И Турецкий понял, что в таких условиях ничего не добьется. Заводить сейчас, в присутствии мужа, разговор о человеке, в которого была определенно влюблена младшая Копылова, оказалось в высшей степени неосмотрительно. И Александр Борисович решил свернуть свой приход. Он кратко передал

родным, что у Насти наметилось явное улучшение. По словам ее лечащих врачей, она постепенно приходит в себя, открывает глаза и узнает подходящих к ней людей в белых халатах. Но еще ничего не говорит, и с ней регулярно занимается логопед. А он, в свою очередь, обещает, что пациентка может заговорить где-нибудь в течение ближайших двух недель, поскольку звуки уже пытается произносить. Так что тут каждый день может принести успех.

Затем он вернул фотографию Насти, которую уже пересняли и сделали несколько рабочих копий. И только после этого решился заговорить о наиболее интересующем его предмете. А чтобы не вносить разлада в молодую семью, постарался обставить свой рассказ некоторыми деталями из последних уголовных дел, возбужденных Генеральной прокуратурой.

Не называя имени Рэма, а используя некую «фигуру умолчания», которая была замешана в трех крупных преступлениях за последнее время, Турецкий небрежным тоном рассказал, что предполагаемый убийца мужа Насти уже засветился в двух очередных делах. Он непосредственно участвовал в убийстве известного банкира, в прошлом — директора ФСБ Воронова, о котором уже все наверняка знают из телевизионных передач, а затем еще в двух убийствах свидетелей, которые могли бы опознать киллера на месте преступления. То есть теперь речь идет уже не о какой-то случайности, о странной ревности, что ли, жертвой которой стала жена Порубова, а о серийном и чрезвычайно опасном уголовном преступнике, заказном убийце. И поиск его осложняется еще и тем, что следствию на данный момент совершенно неизвестно имя заказчика, от лица которого и действовал этот высокопрофессиональный стрелок и подрывник.

В общем, Александр Борисович постарался маленько нагнать страху на эту беспечную Татьяну, которая считала свою юношескую любовь темой, запретной для других, и потому тоже совершала ошибку. Но тут же он подумал, что ее откровения могли бы стать чрезвычайно опасными и для нее так же, как для любой другой невольной свидетельницы, опознавшей преступника. Тем более что за автомобилем Турецкого, как он знал, велось постоянное наблюдение. Значит, киллер либо его подручные и тут могли узнать, куда и к кому ехал следователь. А затем произвести «зачистку местности», как это уже сделали в квартире в Марьиной Роще.

И Турецкий подумал, что зря поторопился и не попытался уйти от преследователя. Несколько оправдывало лишь то, что против него действовали, как уже сказано, настоящие профессионалы, и вели они наблюдение, скорее всего, не с одной, а с двух или нескольких машин. А все их засечь было бы физически невозможно. Тем не менее затягивать визит не следовало. Приехал, отдал, сказал два слова, уехал — в крайнем случае, такое оправдание для Татьяны сгодится. Ну еще в качестве оправдания, если таковое потребуется, она сможет сказать, что Турецкий интересовался однокурсниками Анастасии, но, поскольку она никого из них в лицо не знала, он и перестал расспрашивать. Такое вот алиби.

Александр Борисович был где-то внутренне уверен, что этот Рэм должен обязательно появиться в доме Татьяны. Ухаживая за Анастасией, он же наверняка знал, что ее младшая сестра была влюблена в него. Значит, он мог бы, во-первых, оправдаться перед ней в том, что не виноват в совершенных им преступлениях, а во-вторых, попытаться узнать, зачем приезжал следователь, и тем самым выяснить для себя, насколько близко от него опасность разоблачения.

Вариант засады здесь

не проходил. Петя целый день на работе, Таня одна дома. Оставалось надеяться, что Рэм — не живодер, дуреющий от запаха крови, а строгий исполнитель чужих приказов. И его стрельба в Настю была вызвана, скорее, спонтанным движением защититься самому от опасности. Ведь она же кинулась к нему, громко называя по имени, что даже девочка поняла, хотя имя Рэм отнесла к щенку, с которым только что играла в гостях у тети. И он же не убил Настю, он ее обездвижил. Ранения-то, как констатировали врачи, не смертельные, а беспамятство жертвы вызвано, возможно, шоком — и болевым, и моральным тоже. То есть, сукин сын, и тут поступил профессионально. И это был, опять же, не промах, на что указывало мастерское владение пистолетом — две пули точно в середину лба каждого свидетеля о чем-то говорили…

В общем, никакого душевного расположения Турецкий к нему не испытывал, но хотел надеяться, что тот не станет добавлять бессмысленные жертвы. Тут впору о себе подумать. И он вспомнил, что надо будет обязательно проверить днище своего «пежо», как бы продолжая игру в салочки — ты догоняешь, а я удираю. Безобидная такая игра.

Проводить его в коридор вышла Таня, передав маленького Витюшку, который никак не хотел засыпать, на руки мужу и, таким образом, оставив его в комнате. У дверей, щелкая запорами, тихо проговорила:

— Я вспомнила. Собинов у него фамилия. Как у певца известного. Только я вам этого не говорила, ладно?

— И ты не знаешь, где он живет? — тоном заговорщика откликнулся и Турецкий.

Она отрицательно замотала головой и слегка покраснела. Турецкому оставалось только поверить ей.

И тут у него запиликал «секретный» телефон. Приложив палец к губам, Александр Борисович достал трубку и услышал знакомый голос человека, с которым разговаривал не далее двух-трех часов назад.

— Ты где сейчас? — спросил Генрих.

Глядя в глаза Тане, Турецкий ответил негромко:

— В районе «Автозаводской».

— Недалеко… Ну так подскочишь? Или уже нет настроения?

— Уже еду. Только проверюсь. — Турецкий закрыл и спрятал трубку и сказал Тане нарочито спокойным голосом: — Это как раз по Собинову. — И увидел, как у нее сперва расширились глаза, а потом разочарованно вытянулось лицо.

Ну да, она-то думала, что сделала для него важное открытие, совершила чуть ли не героический подвиг, переборов себя, а оно оказалось не бог весть чем. Действительно разочаруешься…

Так-то оно и лучше, подумал Турецкий и, нагнувшись к ее руке, поцеловал кончики пальцев, отчего Татьяна уже вовсе вспыхнула, словно маков цвет — правильно подметили классики.

4

Привычно проверился — это так сказано, а на самом деле ощупал все днище по периметру борта машины и, естественно, обнаружил очередной «маячок». Его Турецкий, прицелившись, запустил в макушку высокого тополя, росшего посреди двора, а так как в районе этого дерева никого из населения не было, то и Александр Борисович ничем не рисковал — куда упадет, туда и упадет.

Но теперь обстоятельства менялись, и «хвост» Турецкому был противопоказан. А освобожденный от «маячка», он был неуловим для преследователей, особенно по ночной Москве, в отдельных районах которой Александр Борисович ориентировался, как в собственной квартире, то есть даже с закрытыми глазами.

Он все подумывал обратиться за помощью в агентство «Глория», к своим друзьям, которые наверняка мгновенно бы взяли преследователя в клещи. Но толку от такой операции Турецкий не видел. Он уже заметил, что, например, у песочного «жигуленка» номера каждый раз были разные, наверняка то же самое делали и с «маздой», у которой если что и не менялось, так только ее синий цвет. Поэтому для ловли и изобличения преследователей — в чем и как? — он тратить время не собирался, надеясь на свои способности.