Крысинда
Шрифт:
– Держи. Одевайся. Как тебя зовут?
Нет, точно чужак! Местные уже сто раз меня узнали бы и драпанули (или, если кто из знати – попытались бы словить). Я в рубашку головой залезла, а сама задумалась: как мне назваться? Старым прозвищем? Новым? Или третье выдумать, пока не поздно? Так и этак прикинула – всё равно таиться смысла нет.
– Мать когда-то Ляпой называла, – отвечаю. – Это потому, что я всё ломала или делала тяп-ляп. Братья – Липучкой, потому что всё время за ними таскалась, чтобы в ихние игры играть. А сестра – Пучкой Ли. Или просто Пучкой. Говорила, будто я на лягушку похожа.
Сказала я всё это и почувствовала, что краснею, потому что поначалу совсем не то хотела сказать, другое что-нибудь.
Парень
– А ты похожа? – спрашивает.
– Нет, – подумав, сказала я и зачем-то прибавила: – Ква-ква.
Он, как мне показалось, засмущался, даже закашлялся.
– Да, действительно… Ну и как сейчас тебя звать?
– Люди Крысиндой зовут.
– Крысиндой? – переспросил он.
– Да. – Я наконец натянула рубашку и посмотрела ему в глаза. – Но чаще меня зовут – Смерть.
Всё, думаю, если он и сейчас виду не подаст – точняк чужак. Так притворяться невозможно, я же чувствую. А парень помолчал, подумал о чём-то своём, почесал крысам пузики, потом покачал головой и усмехнулся.
– Вот как? – сказал он. – Забавно.
– Что забавного?
– Да только я подумал, что неплохо бы звучало: «Злая волшебница Крысинда», а ты уже и Смертью назвалась. Ну что же… Не скажу, что мне очень приятно. Но мне… очень интересно.
Он ещё раз огляделся, для чего-то посмотрел на небо.
– Какой это аллод?
– Оскол, – отвечаю.
Тот наморщил лоб, но, видно, не вспомнил.
– Это название такое?
– Ну, вроде как… – буркнула я и уже сама не выдержала. – Ты кто? Друид?
– Нет.
– А тебя как звать?
Тип наклонился, бережно ссадил Чёта с Нечетом в траву и выпрямился.
– Ну, раз так, зови меня Крив, – сказал он.
Что значит «раз так», я не поняла, но сразу подумала: ага, Крив. Не наше имя. Никогда такого не слышала. Сам худой, подвижный, щурится. Ну, да, как будто кривоват. Голова, как я уже сказала, выбрита. Приметный парнишка. Я б узнала, кабы такой где появился. А тот возьми и спроси:
– Ты сказала, что родные тебя «звали», а не «зовут». Они… С ними что-то случилось?
Да, Крив, подумала я, случилось. Со всеми здесь что-то случилось. Ты или впрямь непроходимый дурак, или двадцать лет в лесу просидел, или вправду пришёл с другого аллода, где про наши проклятые земли не слыхали, а может, забыли уже. Но вслух я говорить всего этого не стала, только плечами пожала.
– Они умерли, – отвечаю.
Он промолчал. Ничего не сказал. А я почему-то в этот момент вдруг решила, что всё ему расскажу. Всё-всё.
Только не здесь и не сейчас.
Всегда не знаешь, как себя вести с людьми, какой тон взять, если все вокруг такие взрослые, большие, а тебе тринадцать лет и выглядишь ты тоже на тринадцать с небольшим. Будь мне хотя б четырнадцать, не так заметно было бы, а тут – не скроешься, не спрячешься, издалека видать. Хотя нет, спрятаться, конечно, можно. Где и как долго – другой вопрос. Наш аллод невелик (хотя как знать – на других я не была). С востока он ограничен болотами и Сайемской вересковой пустошью, с запада – скалистыми горами, где добывают мел и мрамор и живут драконы, те, которые ещё остались, с севера – снегами и солёным морем, а на юг я не ходила. Всё, как у других (ну, может, чуточку иначе, я не сравнивала). А до края, где уже и неба не видать – один туман астрала, я только раз доходила, мне хватает места, чтобы жить, бродить и прятаться. Вот только мы отрезаны от прочих. Совсем-совсем отрезаны. К нам ещё как-то можно попасть, а от нас, я не слыхала, чтобы кто-то выбрался.
В лесу жить можно долго. Даже очень долго. Друиды, говорят, всю жизнь в лесу живут, но всё больше общиной, хотя и отшельники встречаются. Но в одиночку тоже можно, если знаешь, что съедобно, а что нет, чем миску вымыть, чем от простуды лечиться. Звери, змеи, пчёлы и другие твари тоже первыми не нападут, так что главное тут – вовремя заметить их и обойти, а этому в лесу быстро учишься. Я за первые полгода научилась, хотя страшно было – не сказать словами. Первое время к селениям выходила, но потом перестала: в мёртвых деревнях ещё страшнее, чем в лесу, в живых народ сбегался на меня смотреть, а там и до властей слух доходил. Три раза еле выкрутилась, на четвёртый только крысы помогли, с тех пор – ни-ни. Тролли, гоблины и людоеды, скажем прямо, гадкие создания, но и от них сбежать несложно, а при неуязвимости и хорошем оружии – даже отбиться. Да и они давно смекнули, что на человека нападать не стоит, потому как люди вернутся и так врежут – мало не покажется. На юге, говорят, малые народцы почти все истребили, но я там, как уже сказала, не была. Иногда, то тут, то там, встречают гиберлингов, но откуда они берутся и куда потом деваются – никто не знает; они маленькие, их бояться нечего. Так что главная опасность для меня всё-таки люди, и тут уж как повезёт. Всякие встречались. Одни подлянки строили, другие помогали, третьи так и этак, особенно скупщики краденого. Женщины жалеют, которые постарше «дочкой» называют, жить к себе зовут. Да, многие тоскуют по прежним временам. Но правду сказать, сентиментальных мало, всё больше те уроды попадаются, которым без маленьких девочек и жизнь не в радость, – вот им особенно тяжело. Хотя, если подумать, тем, кто не может без маленьких мальчиков, ещё хуже. Только не думайте, что я их жалею или что – я бы их охотно на тот свет спровадила, когда б могла, но у меня зуб на других, и об этом как-нибудь потом.
Вот и сейчас можно было убежать. Очень даже запросто. Отвлечь этого, который Кривом назвался, – за водой послать или ещё что, а самой ноги в руки и в лес. Но я не захотела. Во-первых, это всё-таки небезопасно (пусть не для меня, но для крысят – точняк). Во-вторых, как я уже сказала, завтра мне предстоял трудный день, и я хотела отдохнуть. И в-третьих, если много лет бродить одной, то кто угодно затоскует по компании. А парень оказался вроде ничего, не злой. Сказался знахарем и, видно, не соврал: когда я на живот пожаловалась, он затеплил костерок, поколдовал над котелком, я выпила, и мне помогло. Мы поправили шалаш, даже сделали его побольше, чтобы двое поместились, а то стало холодать. Пока я по кустам шаталась и отвар пила, Крив мне поведал, будто балуется магией, прослышал о старых менгирах в лесу, решил посмотреть, а там заклятье обнаружилось. Он стал распутывать – портал возьми и откройся, а дальше и так понятно. Я ему не поверила, хотя сама такая же, мне только дай залезть куда-нибудь и посмотреть, что внутри, но… «баловаться магией»? Не смешите меня! Я тоже ему рассказала, что у нас и как, он даже понял, только всё дивился, что у нас земля такая маленькая, навроде острова, а не нормальный крупный аллод. Сказал, у них не так, хотя и про такие вещи он слыхал. И ещё я ему никак втемяшить не могла, чтоб он вот так запросто, как мне, другим не открывался.
– Ты молчи о том, что ты не местный, не говори, откуда пришёл, – посоветовала я. – Имя у тебя по нынешним временам хоть и редкое, но подозрений не вызовет. На севере скажи, что ты с югов, а там – наоборот. Народ у нас оседлый, бродяг не жалует, но со скуки гнать не станут. И никому не говори, что ты маг, говори, знахарь, тогда всюду примут. Может, и выживешь. И то если сидеть не будешь на одном месте.
– А что такого? – говорит он, смотрит мне в глаза и усмехается. Тут я даже возмутилась.
– Ты совсем глупый, что ли? – говорю я ему. – Ведь если ты пришлый, тебя запросто можно убить!
– А будто других нельзя! – отвечает Крив и снова усмехается, хотя смотрит уже серьёзно.
Я на всякий случай поразмыслила над этим, а затем сказала правду:
– Нет.
Он даже на лежанке приподнялся.
– Как так? – спрашивает. – Почему? Запрещено?
Я вздохнула. Чужак – что с него возьмёшь!
– Нет, – говорю я, – не запрещено. Но – невозможно.