«Крысиный остров» и другие истории
Шрифт:
Я перевел дыхание, выдернул из оглушающей гранаты чеку и кивнул Даунингу. Кивнув в ответ, тот повернул ручку двери, ведущей в комнату, которая, если верить плану, представляла собой хозяйскую спальню, и чуть приоткрыл дверь.
Я делал так, как показывал Даунинг, – наклонился и подтолкнул вперед гранату, стараясь поменьше шуметь. Даунинг снова закрыл дверь, и я досчитал до четырех.
Даже несмотря на дверь, грохот был жуткий, а в замочной скважине блеснул свет.
Даунинг вышиб ногой дверь, и мы встали с обеих сторон от проема,
Сердце колотилось, и я стремительно водил по комнате лучом фонарика, выискивая Эми. Когда я направил его в окно, то увидел, как по газону кто-то бежит к мотоциклам. Я повернулся, и луч наконец выхватил из темноты какую-то фигуру, которую я сначала принял за скульптуру. Мертвенно-бледный парень сидел на кровати, уставившись прямо перед собой, словно парализованный. Даунинг предупреждал, что оглушающие гранаты именно так и воздействуют на людей.
Это был Брэд.
Даунинг рявкнул, приказывая Брэду поднять руки, но Брэда, похоже, совсем оглушило, по крайней мере, он лишь молча пялился на нас. Даунинг врезал ему прикладом по физиономии, и в свете фонаря блеснула кровь вперемешку со слюной.
Я толкнул Брэда на кровать и навалился на него. Никакого сопротивления он не выказывал.
– Это я, – сказал я, – Уилл. Где Эми?
Он заморгал.
Вдавив дуло пистолета ему в лоб, я повторил вопрос.
– Мы знаем, что это вы, вашего дежурного мы уже убили. Хочешь следом за ним отправиться, Брэд?
– Она… – начал он.
Он запнулся и умолк на две секунды, но этого хватило, чтобы я затрясся будто осиновый лист.
– Ее тут нет. Мы, как только выехали из Даунтауна, сразу ее отпустили. Она что, так и не вернулась?
Может, оттого, что мимику он получил в наследство от отца, я сразу понял: он лжет.
Я ударил пистолетом. И еще раз. Кажется. Потому что, когда Даунинг остановил меня и я пришел в чувство, лицо Брэда смахивало на нелепую кровавую маску.
– Она мертва, – сказал я.
– Этого ты не знаешь.
Я прикрыл глаза.
– Он не врал бы, будь она жива.
Забежав под навес, я села на мотоцикл. Отсюда я видела газон и луч фонарика, плясавший в комнате Брэда.
Они добрались до него.
Я уже собиралась было завести двигатель и через четыре секунды свалить оттуда подальше, но замерла. В голове все крутилась одна мысль. Мысль о том, что я бросаю Тупня, отдаю его на растерзание. Я посмотрела на окна комнаты, где жили Тупень и Герберт, единственный черный в банде. В окне горел свет. Возможно, туда они еще не дошли. Я соскочила с мотоцикла и метнулась обратно, к их окну. Встав на цыпочки, заглянула внутрь. Тупень, в трусах и футболке, сидел на кровати и смотрел на дверь. Герберта нигде не было. Я постучала в окно. Тупень вздрогнул, но, когда я прижала лицо к стеклу и он узнал меня, обрадовался.
Он подошел к окну и открыл его.
– Герберт пошел посмотреть, чего за дела, – сказал он, – а ты не знаешь…
– Обувайся! – прошептала я. – Сваливаем!
– Но…
– Живо!
Тупень исчез из вида.
Потом я увидела, как он воюет со шнурками. Сама я считала секунды. Надо бы раздобыть ему обувку на липучках.
– Ни с места, – послышалось сзади.
Я обернулась. Какой-то лысый мужик целился в меня из ствола с оптическим прицелом. Я шагнула к нему.
– Ты чего, не слышала… – начал он, но выпустил ствол и потерял всякую охоту дышать и говорить, когда я боковым ударом засветила ему между ног.
Мужик осел на землю, а я снова повернулась к окну. Тупень стоял на подоконнике.
– Прыгай! – сказала я.
Поймать-то я его поймала, но он так потяжелел, что мы оба повалились на газон. Но потом мы вскочили на ноги, и он двинул следом за мной к мотоциклам.
Услышав, как Толстяк с кем-то переговаривается, я открыл окно и выглянул наружу.
По газону бежали длинноногая девушка и кривоногий парень-коротышка. Это были те двое, я не сомневался: сидя в ту ночь в гараже, я запомнил каждую деталь – лица, фигуры, походку, голоса. На них были мотоциклетные шлемы, девушка запрыгнула на мотоцикл, а паренек уселся позади. Она принялась рыться в кармане, похоже искала ключ, и на белой, выглядывающей из-под куртки футболке заплясала красная точка.
Лазер.
Я распахнул окно. Внизу стоял Толстяк, прижав к щеке винтовку с лазерным прицелом.
– Не стреляй! – заорал я. – Мы не убийцы.
– Заткнись, – простонал он, не глядя на меня.
– Это приказ!
– Прости, но это плохие парни.
– Если выстрелишь, я тоже выстрелю, – сказал я.
Тихо. Наверное, поэтому он опустил винтовку и поднял голову. И увидел нацеленный на него пистолет. Он не сводил с него глаз, пока мы вслушивались в рев мотоцикла, который немного погодя стих, когда мотоцикл, вылетев через ворота на дорогу, умчался прочь.
Я опустил пистолет. Не знаю почему, но крошечная частичка меня хотела, чтобы он пристрелил их. А я потом пристрелил бы его.
– Вертолет будет через четыре минуты! – объявил лейтенант. – Те, кто собирается улетать, – приготовьтесь!
Я слушал его вполуха, потому что сейчас, стоя на крыше небоскреба и готовясь к прощанию, думал о другом. О том, что в ту ночь мне хотелось выстрелить. О том, как я хотел, чтобы обстоятельства дали мне шанс стать таким, каким я, как мне казалось, не был. О том, что я уже не знаю, кто я. Я смотрел на счастливчиков, прислушивающихся к тарахтению вертолета, высматривал у них в глазах муки совести. Если они и были, то я их не видел.