Крысиный Вор
Шрифт:
– Это опять я! – подал голос гнупи. – Принес, чего Лис вам передал, вот оно, в мешочке…
– Развяжи, – велел Тейзург.
Шнырь не сразу заметил, что вместо ногтей у него на пальцах кровавые ранки. А в мешочке оказались флакон и заклятый напильник – руны на нем так и вспыхивали, словно искры, как будто не могли дождаться, когда их пустят в ход.
Первым делом господин выпил целебное снадобье. Должно быть, после этого он перестал чувствовать боль, потому что сам взял инструмент и начал возиться с оковами. Казалось, что заклятья сшибаются и беззвучно взрываются, и Шнырь всякий раз ежился, но толку не было:
– Бесполезно… – процедил Тейзург. – Передай Лису, что эту дрянь можно только спалить. Так и скажи, он поймет.
– Я бегом сбегаю, я скажу ему, он что-нибудь да придумает, чтобы спасти вас и злыдням отомстить, только вы, господин, не позволяйте им вас убивать! – прохныкал Шнырь.
– Постараюсь не позволить. – Маг прикрыл глаза, как будто враз обессилев, и неловко улегся на полу. – Марш к Лису…
Пробираясь обратно по норам, гнупи то и дело шмыгал носом: кто же позаботится о сиротинушке, если злыдни господина замучают?
Выслушав его рассказ, демон сощурился и пробормотал:
– Вот, значит, как, спалить… Чего-то в этом роде я и опасался. Вряд ли на Золотоглазого надели бы обычные заклятые оковы. Шнырь, мне опять понадобится твоя помощь.
– Какая помощь? – насторожился гнупи.
– Еще одно жертвоприношение. И двумя жертвами мы в этот раз не обойдемся, чтобы мне гарантированно хватило сил для предстоящей авантюры.
– Так это я завсегда готов! – обрадовался Шнырь, предвкушая, как опять сварит себе похлебку от щедрот князя Хиалы.
Чтобы не сойти с ума в темном каменном мешке, он сосредоточился на воспоминаниях о том, что с ним было до Сонхи, – и довспоминался до такого, отчего тоже впору сойти с ума.
Это накрыло его, как тягостный сон, хотя он не спал.
Прослойка между Несотворенным Хаосом и Миром, зыбкая, как дым, и ее обитатели похожи на клочья дыма. Плаваешь, словно труп в невесомости. Вроде бы он застрял там надолго. Можно сказать, что там было плохо, но «плохо» подразумевает, что с тобой происходит что-то нежелательное, а там не происходило ничего. Вообще ничего. Только холодный клубящийся дым.
Инстинкт, который привел его к этому миру, чуть теплился, но временами давал о себе знать, и тогда он пытался выплыть, прорваться внутрь, хотя сам не понимал, зачем ему это нужно. Он давно уже забыл, что такое Врата Хаоса и каким образом их открывают. Впрочем, порой в миры что-нибудь просачивается из областей Хаоса без всяких Врат, вот и ему в конце концов повезло. Возможно, к этому привели его усилия, возможно, случайность.
Мир поначалу был для него так же расплывчат, как пограничные пределы, хотя все тут было иначе: кипела жизнь, как будто непрерывно менялась бесконечно многообразная подвижная мозаика. Он это едва ощущал, все проскальзывало, проносилось, проплывало мимо, он ведь ни с кем и ни с чем тут не был связан – не за что зацепиться.
Зато теперь он находился там, куда стремился попасть. Больше стремиться некуда. Его сущность блуждала внутри мозаики бытия, ни с чем не соприкасаясь, словно микроскопическая пылинка среди колонн, арок и лестничных пролетов беспредельно гигантского здания.
Ситуация изменилось после того, как о нем подумали. Чужая мысль ударила его, словно прицельно брошенный нож.
«Кто ты и где ты сейчас? Кто бы ты ни был, ты ведь где-то есть…»
В этой мысли – адресованной ему, именно ему! – было столько тоски и злости, что он на миг увидел всю картинку целиком.
…Усеянное светляками море под чернильным безлунным небом, сумрачно-белая полоска пляжа, терраса с зелеными фонарями, слитые с темнотой цветущие заросли. На коже существа, которое стоит на террасе с бокалом вина, мерцают драгоценные камни. Это существо, употребившее в придачу к вину какое-то сильнодействующее снадобье, очень опасно, вроде ядовитой змеи.
Он его когда-то убил – в том забытом мире, откуда пришел. Это существо давным-давно ищет своего убийцу, но всякий раз находит кого-то другого. Вроде бы опять нашло – и опять не его, потому и злится, потому и напилось в одиночестве. Он ведь здесь, а не там, где теплая безлунная ночь, и переливаются на волнах голубоватые водяные светляки, и дурманный аромат цветов мешается с запахом прелых водорослей, и вычурные фонари в виде чешуйчатых бутонов бросают на перила изумрудные блики.
Всего миг – и ночная картинка рассеялась в окружающей неопределенности, но он как будто очнулся. В этом мире есть кто-то, с кем он связан. Враг, которого он в далеком прошлом убил и который с тех пор его ищет. Может, врага снова надо убить?.. Тогда он встал на четыре призрачные лапы и отправился искать Врата Жизни.
Чтобы стать настоящим обитателем мира, надо пройти через Врата Жизни – это знание есть у каждого, на уровне базового инстинкта. Врата Смерти откроет тебе кто угодно, нередко они открываются сами собой, да и самостоятельно это сделать недолго (болезненно кольнуло – был у него такой опыт), но Врата Жизни – другое дело: их для тебя должен открыть кто-нибудь из живых.
Теперь он держался тех участков реальности, где больше всего шансов перейти на ту сторону. Местные его гоняли: ты пришлый, куда лезешь, нечего тут ошиваться, проваливай по-хорошему! Он бегал от них и прятался, но ошиваться продолжал: вдруг повезет? И однажды повезло: его позвали.
Обычно люди не видят тех, кто находится за чертой, разделяющей мир живых и все остальное, но она его увидела.
– Котик, иди ко мне! Какой ты худущий, облезлый… Раз тебя сюда пускают, ты не заразный. Ой, ты же совсем ничего не весишь… Тебя тут, что ли, не кормят?
Местные негодующе завопили, когда он одним прыжком очутился у нее на коленях, но ничего поделать не могли: он ведь не просто так, а пришел на зов!
– Так ты мне, что ли, кажешься?.. – Она потрясенно понизила голос, когда погладила его – и рука прошла сквозь «котика». – Здравствуйте, глюки… Что они в этот раз вкололи, если ко мне с этой штуки несуществующие коты в гости приходят? Будем считать, что ты мой воображаемый друг, и все под контролем. Ты ведь хороший, правда?
Она была вся тонкая, но с большим животом и с пышной шапкой коротко стриженных вьющихся волос. Лучистые глаза на исхудалом лице казались огромными. У нее было красивое имя: Аннабель Лагайм На Сохранении Первая Группа Риска.