Ксенофобия
Шрифт:
— Короче, — прервал Святоша. — Хренотень меня не интересует.
— Период вращения вокруг местного солнца, так, эклиптика…
— Ты что же, издеваешься надо мной?
— Боже меня упаси. Так, три материка, хреновато как-то. Покрыты скалами. Для колонизации непригодны. Остров в тропическом поясе, хрен ли, ага, вот. Земледельческая колония на острове. Двести девяносто колонистов по данным за позапрошлый год. Фермы, оранжереи, крытые теплицы, хреновина всякая, парники. Координаты…
— Наконец-то, — досадливо бросил Святоша. — Добрались до
— А дальше? Дальше-то что? — привычно заистерил Хреноплёт. — Садиться как будем? Гробанёмся к хренам.
— На всё воля божья, — Святоша ввёл координаты пятой от беты Стрельца планеты в бортовой компьютер. — За грехи наши может и гробанёмся. А может и нет.
— Пускай нет, — вновь заблажил Хреноплёт. — Там три сотни придурков. Повяжут нас и сдадут к хренам собачьим.
Святоша вздохнул.
— Кастет, заткни ему глотку, — велел он устало. — Надоел, прости господи.
— Ты как? — спросил брата Антон на третий день полёта. — Я уже еле держусь. Не могу смотреть на эту сволочь. И потом… — Антон замялся и замолчал.
— Что потом?
— Мы не первый год вместе. Прошли через многое. Ты видел когда-нибудь, чтобы я праздновал труса? Так вот, я его не просто на дух не переношу. Я его боюсь, брат. Этот урод мне по ночам снится. Душит меня, режет, расстреливает.
Карло опустил голову.
— Мне тоже, — сказал он. — Я только стыдился признаться.
— Это не ксенофобия, — проговорил Антон задумчиво. — Вернее, ксенофобия, конечно, но не только. Это что-то совсем другое.
— Давай попробуем с ним поговорить. Объяснить, что существуют этические нормы, принятые среди людей. И нормы поведения в гостях.
— Давай, — вздохнул Антон. — Боюсь только, что не выдержу. Меня от одного его вида блевать тянет.
Карло кивнул. Вид у бородавочника был самый что ни на есть отвратный. Покрытое бурой слизью уродливое крокодилье тело. Нижние конечности как у человека при слоновой болезни. Верхние — скрюченные, словно вывернутые в суставах, с распяленной когтистой пятернёй. И страшная, чудовищная башка, будто свиное рыло, сплошь покрытое бугристыми ассиметричными наростами, сочащимися жёлто-зелёным. Кроме того, от бородавочника воняло. Гнилью, затхлой тошнотворной гнилью, провоцирующей рвотные спазмы. А помимо всего он повсюду оставлял за собою следы — лужицы от покрывающей тело слизи.
— Посторонись, ты, скотина, — со злостью сказал Антон, затаскивая в трюм громоздкий параллелепипед с вмонтированным в него транслятором. — Расселся тут, сволочуга. Господи, как здесь смердит.
— Перетерпим, — гулко сглотнув, сказал Карло. Он подключил аппаратуру и уселся на контейнер с почтой. — Мы хотим с тобой поговорить.
Транслятор разразился шипением вперемешку с булькающими утробными звуками, затем выдал ответную реплику:
— Я говорить.
— Замечательно. Меня зовут Карло Иванини. Это мой брат Антон Иванини. Назови своё имя.
— Санментблудетдвоенргл.
— Сан… Санмен… — Карло невнятно выругался. — Я не способен воспроизвести твоё имя. Я буду называть тебя Санни, ты согласен?
— Моё имя есть Санментблудетдвоенргл. Однако понимать, что ты трудно. Соглашаться на Санни.
— Прекрасно, — встрял Антон. — Слушай меня внимательно. Ты у нас в гостях, понял? Здесь, — Антон обвёл руками помещения, — наш дом. Ты в нём гость, ясно тебе?
— Нет ясно. Что есть гость?
— Человек… тьфу. Пускай не человек. Живое существо, которое не живёт там, где находится. А пребывает, потому что его пригласили. Позвали. Не смогли от него отвертеться, наконец. Теперь ясно?
— Санни допускать он гость. Какое следствие?
— Следствие такое. Санни передвигается по кораблю только когда Антон и Карло ему разрешат. В кают-компанию Санни не ходит. В пилотскую рубку не ломится. В каюты экипажа тоже. Лучше всего, если Санни будет сидеть в трюме и никуда не ходить. Еду Антон и Карло будут ему доставлять сюда. Ах, да, в туалет ходить можно. И непременно смывать за собой. А также убирать после себя грязь.
— Почему Санни нет ходить где он хотеть?
Антон переглянулся с братом.
— Давай я ему объясню, — сказал Карло быстро. — Значит, так. Тебе нравится, как я выгляжу? Или он?
— Нет нравиться. Санни думать вы оба есть уроды. Страшно смотреть. Санни стараться не смотреть.
— Молодец. Теперь представь: не ты пришёл в наш дом, а мы к тебе. И тебе приходится на нас смотреть. Мириться с нашим присутствием. Нюхать нас. Терпеть, что мы шляемся у тебя в доме где хотим. Тебе бы это понравилось?
— Нет понравиться. Но Санни не запрещать. Санни терпеть. И ждать, когда вы уходить.
— А если мы не захотим уходить?
— Санни менять дом.
— А попросить гостей вести себя поскромнее — нет?
— Санни не понимать.
— Просить не показываться тебе на глаза. Не мешать тебе. Не докучать. Не…
— Санни понимать, — прервал бородавочник. — Санни не просить. Санни просить друг. Друг понимать. Санни никогда не просить гость.
— Вот оно что, — присвистнул Карло. — Друга можно просить о вещах, которые с прочими неэтичны. У Санни много друзей?
— Санни иметь много друг. И один большой друг. Сейчас не иметь.
— Он, наверное, имеет в виду убитого напарника, — повернулся к Антону Карло. — Как случилось, что напарник Санни погиб?
— Нет напарник. Брат. Одна кладка. Санни везти почта. Брат Санни тоже везти почта. Санни страховать брат. Он не успеть. Человек убивать брат. Санни больше нет брат. Санни много горевать.
— Понятно, — сказал Карло. — Мы сочувствуем тебе. Ты, в общем-то, неплохой парень. Жаль, что так оно вышло. А где те гады, которые убили брата?
— Что есть «гады»?
— Плохие люди. Убийцы, мародёры, пираты. Где они?