Кто главный в огороде?

Недавно снежок выпал, белый да пушистый, и все следы в огороде присыпал. Тянулся там через грядку к борозде мышкин след. В той борозде ещё с осени лежал подсолнух. Вот туда-то мышка позавтракать и бегала. Рядом со следами мышки — следы лап кота Нестора. Он по этим следам крался, когда дед его на улицу выпускал. Только мышка чуть свет щёлкать семечки бегала, а дед отправлял Нестора погулять попозже, поэтому они пока не встречались. Ну, мышка и кот понятно — у них в огороде дела, а вот зачем и куда пёс Барбоска через

После того как снежок прошёл, всё затихло в посёлке. Собаки не лают, коза не мекает. Так тихо стало, что даже бабка Акуля в своём малиннике проснулась. «Отчего это никто не лает, не чирикает?» — подумала. Выглянула из-под копны сена, которое дед Юрий на малинник набросал, чтобы он за зиму не вымерз, выглянула и ахнула:

— Батюшки! Денёк-то какой пригожий!

Ещё послушала: нет ли кого в огороде. Когда люди ходят, то слышно, как у них под ногами снег скрипит: «Скрип-поскрип… Скрип-поскрип…» Это он всем сообщает: скоро весна, скоро редиска взойдёт, горошек прорастёт и всё зацветёт. Даже потерянное мышкой, когда она завтракала, семечко прорастёт. И поднимется там подсолнух, и тоже расцветёт, как прошлым летом рядом с пугалом Игнатом.

Подумала так Акуля, выбралась из малинника и услышала, нет, не «скрип-скрип», а «кар-кар!». Смотрит, летят над огородом две знакомые вороны и одна каркает другой:

— Кар, кума, это же Акулин огород, а вон и её дача в малиннике.

Молчит вторая ворона, нельзя ей открывать клюв, она в нём послание для Акули тащит. Устала и каркнуть охота, а нельзя. Очень уж просил лешак Спиридон послание это Акуле доставить.

— Каркай, кума! — командует первая ворона. — Прилетели!

— Карр! — обрадовалась её подруга…

И закачался над грядками, как бабочка, кусочек берёсты.

Кинулась к нему полудница, а на нём нацарапано:

Любил лешак, чтобы его иногда, особенно по праздникам, ласково называли — не Спиридоном, а Спирей. Вот ведь, вроде бы пень обыкновенный, а тоже ласку любит.

Прочитала письмо Акуля, хотела расспросить ворон, как Спиридон в Заячьем лесу поживает, но вороны уже за рощей скрылись. А она-то, забывака, и правда не вспомнила про Новый год. Денёк-то теперь хоть на минуту, но прибывать каждый день будет. А потом — и на две минуты, а в минуте шестьдесят секунд, а в двух минутах — ой, много! И не сосчитаешь, сколько их. Хоть бы Лида к деду в гости приехала. Уж она-то грамотная — сосчитает.

И тут, надо же, исполнилось Акулино желание: автобус на улице загудел: встречайте, мол, гостей! Калитка у деда хлопнула — Лида приехала, а следом калитка у городских хозяев заскрипела. И городские выбрались наконец! С самой осени не показывались. То-то у них калитка скрипит, отвыкла открываться. Это Ика прикатила со своей мамой и братом Юкой.

Оказывается, девочки Ика и Лида откуда-то тоже про Новый год знали. Может, лешак Спиридон и к ним ворон посылал?..

Только Лида вышла в огород, золу из ведра на грядки высыпать, полудница сразу к ней.

— Ой! — удивилась Лида. — Ты и зимой бываешь, а я думала — только летом.

А про Новый год Лида сказала, что он обязательно будет. Дедушка уже горку на улице делает. На ночь её водой польет, чтобы хорошо по льду санки катились.

— Ох и люблю я на санках с горки мчаться, — заулыбалась Лида. — Только не знаю, можно мне сейчас кататься или нельзя?

— Енто почему нельзя? — удивилась Акуля.

— Я же теперь не во втором, а в третьем классе учусь. Кто-нибудь скажет: «Такая большая, а забавляется с малышами».

— Лида, — попросила Акуля, — возьми меня с собой на горку! Уж так мне хочется покататься, так хочется!

— Да как же, бабушка, с тобой кататься? Прохожие начнут расспрашивать: «А это кто такая?» Что я отвечу?

К счастью, тут к ним подбежала Ика. Услышала она разговор и предложила нарядить бабушку Акулю девочкой.

Сбегала Ика в дом, принесла старую курточку, которую, когда ещё совсем маленькая была, носила, и платок. Переодели Акулю, и стала она ну совсем как девочка. Оглядела себя Акуля, сначала обрадовалась, а потом загрустила. Вспомнила про Игната. Он что, так и проспит всю зиму в своей сараюшке? И хотя солнышко потихоньку поднималось, день всё лучше становился, снежок сверкал, жалко всем стало Игната. Он же летом часовым работал. Охранял огород. Подумали, подумали ребята и решили его разбудить.

Позвали Икиного брата и послали его принести из сарая Игната. Натянули на него рубаху, в общем-то неплохую, всего с одной заплатой. Разыскал Икин брат шапку, правда, старую-престарую, но зато тёплую. Установили Игната там, где он летом скворцов от жимолости и ирги отпугивал. Притоптали вокруг часового снег, чтобы не свалился.

Постоял молча Игнат — просыпался, наверное, а потом зевнул и спрашивает:

— Это что, ребята, весна у нас, что ли? И почему грядки белые? Что на них такое выросло?

Вот ведь какой непонятливый! Принялись все объяснять, что не весна ещё, а только Новый год. А белое — это снег. И не вырос он вовсе, а туча его принесла и здесь высыпала.

Прибежал Барбоска, обнюхал всех и заявил: «Гав-гав!», а потом: «Гав-ав-ав…» — ну и так далее. Это он поздоровался с Игнатом и всеми остальными. А лично Игнату пёс сообщил, что проспал тот почти половину зимы. Хорошо, хоть к Новому году проснулся. А на Новый год всем подарки будут дарить, может, Игнату косточки с хрящиком дадут, как ему, Барбоске, в прошлом году подарили. Я собачий язык плохо понимаю, но примерно так он пролаял.

Постояли, поговорили. Юка убежал помогать деду горку доделывать. Лида одёрнула на Игнате рубаху, чтобы аккуратно сидела. Он же не неряха какой-нибудь, а пугало. Ика ушла маме помогать печку топить. Бабушка полудница в свой шалашик отправилась, тоже прибраться к празднику. А к Игнату слетелись воробьи и сороки.

— Ну франт, ну франт! — восхищались сороки. — Опять в новую рубаху вырядился.

— А шапка-то у него какая! Вот бы гнездо из неё сделать!

Папа воробей чирикал своей воробьихе: