Кто не спрятался. История одной компании
Шрифт:
Дверь оказывается заперта. Позади, у Вани за спиной, остальные карабкаются на крыльцо – один за другим, окоченевшие, гомонящие, – и ему приходится отпустить ручку и отойти в сторону, чтобы все они поместились рядом. На самом деле им всем нужно потесниться, потому что последним, небыстро, осторожно ступая, по утоптанной лестнице поднимается Оскар. Они ждут, пока он роется в карманах, перекладывая потускневший фонарь из одной руки в другую. Достает тяжелую связку ключей. Возится с замком и открывает для них Отель. Внутри тепло, и темно, и тихо. Теперь им можно войти.
Ваня заходит последним,
Оскар ставит свой фонарь на пол забитой людьми прихожей, откуда никто еще не сделал ни шагу; света нет, не видно, куда идти. Прежде чем разбредаться по темному дому, хорошо бы вспомнить, в какую сторону кухня. Где гостиная. Освещенные снизу бледно-голубым светом, с мокрыми перекошенными лицами, они напоминают друг другу компанию спиритистов, у которых неожиданно получилось вызвать духа. Оскар шагает в черноту, недолго гремит и возится где-то неподалеку, возвращается.
– Возьмите, – говорит он и раздает свечи.
Щелкают зажигалки, прихожая наполняется рыжими огоньками.
Теперь они похожи на кучку крестьян, ворвавшихся ночью грабить барскую усадьбу. У них течет с ботинок. Лакированные паркетные доски возмущенно гнутся под девятью парами ног.
Оскар поднимает с пола фонарь и берется за дверную ручку.
– Куда? – говорит Ваня, прижимая дверь плечом. – А ну стой.
– Я должен включить генератор, – скучно говорит заморыш, задирая неприятное бледное личико. – Это в подвале. Вход снаружи.
– Стой, – повторяет Ваня. Он еще не понял, почему не хочет выпускать Оскара из дома одного, ему нужна пауза.
– Ты прав, Ванька. Нам нельзя разделяться, – диким голосом говорит Вадик и снова хихикает.
Сейчас он еще свечку засунет в нос и завоет, пьяный дурак. Запереть от него чертов коньяк.
– Нам нужно связаться с полицией. Включить водяные насосы. Зарядить фонари, – скрипит Оскар.
– Так, значит, есть связь? – растерянно спрашивает Егор и снова достает из кармана мобильный телефон. No service, глумится маленький экранчик. Батарея почти разряжена.
– В нашем Отеле, – сообщает Оскар голосом недовольного гида, – есть радиопередатчик. Для экстренной связи.
– Я схожу с ним, – вдруг говорит Петюня и делает шаг вперед. – Заодно посмотрю, как там включается эта штуковина.
Оскар без выражения глядит на Петю. По крайней мере в этот раз ему не приходится задирать голову. Пожимает плечами.
– Идемте, – говорит он.
Через минуту в прихожей никого нет. Они бродят по обиженно примолкшему Отелю как воры, хрустя деревянными половицами, капая воском; кто-то звенит бутылками в баре, хлопают двери на втором этаже, лязгает каминная заслонка. Момент, когда они снова встретятся в гостиной или в кухне, неизбежен. Им придется смотреть друг другу в глаза. Разговаривать. Строить догадки. Принимать решения. Но первый шок миновал; они устали, замерзли, они испуганы. В конце концов, им нужно выпить. Переодеться. Собраться с мыслями. Вадик наговорил много всякой ерунды, но в одном он прав: на проклятой горе действительно никого больше нет. Только они.
Где-то под полом чихает и взревывает мотор электрогенератора. Развешенные по стенам мутно-белые светильники вспыхивают, снова гаснут, а потом все-таки разгораются неохотно, неярко. Если присмотреться, видно, что льющийся из подвала ток поступает неравномерно, толчками, как густая кровь течет по венам большого старого дома, и чуткие спирали матовых ламп пульсируют и мерцают в такт сокращениям его дизельного сердца. С тем же неровным гудением принимаются за работу водяные насосы. Отель ожил на время, как проснувшийся кит, как умирающий пациент, которому вкололи адреналин, но эта жизнь ненадежна и непродолжительна. Ее хватит совсем ненадолго.
В коридоре Ваня сталкивается с Петюней. Тот уже без куртки, разут и держит в руках свои мокрые ботинки.
– А этот где? – спрашивает Ваня.
Петюня пожимает плечами и неопределенно машет рукой в другой конец коридора.
– К себе пошел, может? А, нет. Передатчик. Он же собирался полицию вызвать.
– И ты его отпустил одного? – Ваня багровеет, наливается кровью. – А ну пошли.
И бежит, тяжело топая по возмущенным паркетным доскам, как товарный поезд, как шагающий экскаватор, краснолицая Немезида, а маленький Петюня в белых шерстяных носках, старательно перепрыгивая оставшиеся на полу сырые снежные пятна, следует за ним.
Они находят Оскара в скромной смотрительской каморке – аскетичная узкая кровать, тщательно заправленная шотландским пледом, кресло, письменный стол, стеллаж со стопками журналов и неровно составленными книжками. Коллекция карликовых кактусов на подоконнике. Оскар стоит на пороге. Если он и собирался сообщить местной полиции какую-нибудь несправедливую пакость, он явно еще не успел этого сделать.
Попался, гаденыш, думает Ваня удовлетворенно, а вслух произносит, шумно дыша:
– Ну?
Оскар оборачивается. Лицо у него задумчивое.
– Вы случайно не обратили внимания, – произносит он вполголоса, – кто-нибудь сейчас заходил в эту комнату?
– В смысле? – спрашивает Ваня.
На самом деле Оскару даже не нужно отступать в сторону, крупному Ване все прекрасно видно поверх его головы.
Передатчик не из крутых. Жадные европейцы не стали сильно тратиться. На чисто прибранном Оскаровом письменном столе стоит обычная базовая станция, далеко не самая мощная. Небольшая черная коробка, две круглые ручки, россыпь кнопок, экранчик.
Прямоугольное пластиковое окошечко раскрошено. Тонкий металлический корпус изорван и смят. Вцепившись в решетчатую крышку передатчика острым концом, поперек стола лежит похожая на компактную алебарду каминная кочерга. Растоптанная тангента, опутанная, как водорослями, вырванными с корнем проводами, валяется на полу под столом.
– Так, – говорит Ваня.
– Вероятно, какое-то время нам придется обойтись без полиции, – произносит Оскар.
Глава девятая