Кто такая Айн Рэнд?
Шрифт:
На лето к О’Коннорам вновь приехала Мими Папурт, которой, как и Ферн Браун, было к тому моменту двадцать лет. Она была преисполнена благоговейного восхищения по отношению к Айн, с которой впервые познакомилась, когда приезжала навестить своего дядю Ника четыре года назад. Мими стала свидетельницей множества взлетов и падений, приключившихся в жизни ее знаменитой родственницы тем долгим летом. Рэнд, не успевшая закончить роман к установленному издателем сроку, сумела договориться о дате нового дедлайна – но практически сразу же ей пришлось отложить работу над книгой ради предложения, которое показалось ей возможностью заработать: новой постановки созданного ею в 1936 театрального переложения романа «Мы – живые» (постановка получила название «Непокоренные». По рекомендации актрисы Евгении Леонтович для работы над спектаклем был приглашен известный режиссер Джордж Эббот. Репетиции начались в июне.
На этот раз Рэнд сохранила за собой контроль над сценарием, а также попросила – и получила ежемесячную стипендию в размере
Позднее Рэнд говорила, что, поместив однажды сложный сюжет в форму романа, ее сознание бунтовало против того, чтобы перерабатывать его в другом жанре. В результате ее сценические адаптации (как и некоторые из ее сценариев) были чрезмерно литературными и холодными для сцены, обладая явно недостаточным уровнем мелодраматизма. Это и были те самые ошибки, которые хотел исправить Эббот. Вскоре он попросил ее начать работать совместно с другим наемным автором, уважаемым драматургом Сэмюэлом Берманом, и она согласилась. Ей нравились Берман и Эббот, но она была нетерпима по отношению к их драматическому стилю. Как и Вудс, они хотели, чтобы она смягчила жесткие символические черты своих персонажей и сделала Лео, Андрея и Киру похожими на «ребят по соседству». Этого она, конечно, сделать не могла. Рэнд старалась изо всех сил, чтобы сделать пьесу более коммерчески привлекательной – но нельзя сказать, чтобы дело двигалось гладко.
В процессе репетиций Айн Рэнд близко подружилась с примой спектакля, Евгенией Леонтович, которая сбежала из России за четыре года до нее. Они часто болтали по телефону на смеси русского и английского языков. Но однажды этой дружбе настал конец. У актрисы и так не слишком хорошо получалось найти ключи к образу Киры, но в конечном итоге ее муж, режиссер и продюсер Грегори Ратофф (настоящее имя – Григорий Васильевич Ратов) убедил Евгению, что исполнение главной роли в антикоммунистической постановке может повредить ее карьере в Голливуде – и Леонтович покинула проект. Рэнд была оскорблена и разгневана. На замену русской диве Эббот ввел американскую актрису Хелен Крейг. С Леонтович же Рэнд больше никогда не виделась и не разговаривала.
Еще одним заметным событием того лета была любовная интрижка Айн Рэнд с актером Дином Джаггером, получившим роль Андрея Таганова в спектакле «Непокоренные». Она была очарована его лысиной на макушке, а он был очень вежлив и угодлив с ней во время репетиций и собраний труппы. Как отмечают близкие знакомые, мужчин в общении с Рэнд всегда привлекали ее интеллект и эрудиция, но почти никогда – внешняя женственность. Джаггер был исключением. Мими, которая иногда посещала репетиции, вспоминала, что глаза Айн начинали светиться всякий раз, когда поблизости появлялся Джаггер. Однажды, набравшись храбрости, она сказала Рэнд: «Я думаю, ты была бы не прочь завести роман с ним, но боишься воспользоваться этой возможностью, поскольку не хочешь потерять Фрэнка». Айн улыбнулась и сказала: «Ты совершенно права, дорогая».
Фрэнк О’Коннор также был занят в спектакле – и он, скорее всего, был в курсе легкого флирта своей жены с Джаггером. Вероятно, ему было трудно с этим мириться, но с другой стороны, он мог чувствовать и облегчение, понимая, что у нее появилась хоть какая-то отдушина, несущая приятные эмоции. Дома ее боязнь остаться без денег, а также нарастающее недовольство, связанное с проблемами в работе над романом, приводили к перепадам настроения, депрессивности и раздражительности. Мими была свидетельницей яростных нападок Рэнд на О’Коннора, которые тот сносил без тени протеста. Он признавался племяннице, что гордится своей талантливой и смелой женой. Но Мими считала, что Фрэнк чувствует себя более уверенно в те моменты, когда Айн нет поблизости. Однажды он сказал ей, что хотел бы иметь детей, но «с Айн это не получится». Ранее в 30-х Рэнд забеременела, но предпочла сделать аборт. Стоит отметить, что в литературной вселенной Рэнд детям почти не уделяется внимания – за исключением восьмилетней Аси Дунаевой в романе «Мы – живые». В знак уважения к своей философской королеве и ее героям, некоторые последователи Рэнд также отказывались заводить детей.
Премьера спектакля «Непокоренные» состоялась 13 февраля 1940, на три недели позже, чем изначально было объявлено. На первом показе зал был битком набит знаменитостями из мира театра и кино, одетыми в смокинги, вечерние платья и меха. Но уже очень скоро стало ясно, что судьба этой постановки предрешена. Критики были безжалостны. Консервативная Herald Tribune, которая в свое время рукоплескала роману, назвала спектакль «одним из крупнейших провалов сезона», отмечая его крайнюю неуклюжесть, которая даже вводит публику в заблуждение относительно того, не является ли происходящее на сцене коммунистической пропагандой. New York Times сетовала, что постановка не слишком глубоко затрагивает проблему индивидуальных прав человека – а на этом поле, отмечал рецензент, «было бы, где развернуться». Легко себе представить бессильный гнев и уныние, охватившие Рэнд после такого унижения. Следующие два дня она, рыдая, пролежала в постели.
Спектакль был снят с репертуара всего через пять дней после премьеры. Рэнд не заработала на нем денег, на которые можно было бы прожить. Этот провал причинил дополнительный ущерб ее репутации литератора. А главная газета страны обвиняла ее в том, что она небрежно отнеслась к посланию, которое хотела донести, и в которое все сильнее верила с каждым днем: нужно защищать права личности от угроз со стороны большинства, толпы, коллектива, церкви и государства.
Восемнадцатого февраля, после того, как спектакль «Непокоренные» был показан в последний раз, Рэнд продолжила работу над «Источником». По неизвестным причинам она снова отложила рукопись в мае, за месяц до наступления второго – и на этот раз последнего дедлайна, определенного ей издательством. Вероятно, от неудач у нее просто на какое-то время опустились руки. Однажды вечером она «почувствовала столь глубокое негодование по поводу сложившегося положения вещей, что показалось, будто я никогда не смогу снова вернуть себе энергию, нужную для того, чтобы сделать шаг навстречу тому положению дел, которым оно должно быть». Следом в ее дневнике написано: «Фрэнк говорил со мной несколько часов подряд в ту ночь. Он убедил меня, что нельзя сдаваться, оставляя мир тем, кого я презираю. Той ночью я сказала Фрэнку, что посвящу «Источник» ему – потому что он спас эту книгу».
Известно, что в 1938 году Рэнд написала письмо Александру Керенскому – скандально известному бывшему российскому премьер-министру, проживавшему в изгнании, то в Париже, то в Нью-Йорке. Позднее она всей душой возненавидит его за публичную поддержку Сталина, выказанную им во время нацистского вторжения в СССР. А тогда она отправила Керенскому экземпляр романа «Мы – живые», выражая надежду, что он найдет эту книгу достойным изображением его родины в переломный момент. Теперь, в середине 1940, она решила предпринять прямые политические действия, чтобы предотвратить подобную катастрофу в решающий момент истории приютившей ее страны. В июле 1940 Франклин Делано Рузвельт выиграл номинацию Демократической партии на беспрецедентный третий срок, нарушив не прерывавшуюся ранее традицию, согласно которой американские президенты должны работать на своем посту не более двух сроков подряд. Несколько недель спустя республиканцы выдвинули ему в противовес кандидатуру Уэнделла Уилки, и Рэнд всецело поддержала его, сделавшись добровольным агитатором республиканской партии.
Консерваторы в конце 30-х годов видели в Рузвельте безумца, предателя своего класса и подстрекателя к войне, втягивающего страну во Вторую мировую. Приписывали ему и еще более скверные качества. Вряд ли возможно адекватно передать, насколько сильно его ненавидели. Многие из правых голосовали за него в 1932, когда он показался им консервативным в своей финансовой политике и дружественным по отношению к бизнесу. Тогда Рузвельт объявил о необходимости принятия чрезвычайных мер, направленных на то, чтобы вытащить нацию из кризиса Великой депрессии. Он предложил ввести новые широкие президентские полномочия, превратив экономику из минимально регулируемой системы в регулируемую на государственном уровне – что его противники восприняли как попытку ввести в Америке социализм европейского образца. Рузвельт выполнил свое обещание по отмене сухого закона, но – к ярости некоторых бизнесменов и политиков правого крыла и облегчению множества безработных и рабочих людей – он также ввел минимальную почасовую оплату труда, гарантировал профосоюзам право на ведение коллективных переговоров, создал службу социального обеспечения, ввел пособие по безработице и подписал еще 550 различных указов, регулирующих различные направления экономической деятельности (все это Рэнд впоследствии спародировала в романе «Атлант расправил плечи»). Наибольшие опасения, с точки зрения Айн Рэнд, внушал тот факт, что Рузвельт запретил частную собственность на золото и монополизировал право владеть драгоценным металлом в руках американского правительства. Точно так же – чтобы увеличить вес государственной валюты – поступили большевики в годы ее юности, а также нацисты, пришедшие к власти в Германии. Рэнд полагала, что одной из целей подобных действий является перераспределение собственности – от богатых к бедным. С ее точки зрения, становление социально ориентированного государства с управляемой экономикой здорово отдавало фашизмом.
Глава 12
Политические игры
По мере того, как Рэнд планировала и прорабатывала «Источник», ее неприязнь по отношению к Рузвельту продолжала расти. Для большинства американцев Рузвельт был героем, патриархальной фигурой – он прогнал их страхи и сгладил наиболее острые углы экономического кризиса. Он, бесспорно, являлся самым популярным политиком десятилетия – если не всего века. Но ряд политических обозревателей все больше склонялся к тому, чтобы оценивать его деятельность, скорее, в негативном ключе. Критика звучала с разных сторон. Приверженцам традиционной доктрины невмешательства в финансовую жизнь страны Рузвельт казался безрассудным в своих неуклюжих попытках выправить экономику силой государственной власти. Для своих оппонентов он был настоящим диктатором, опрометчиво поправшим Конституцию, отдав в ведение правительства такие направления человеческой деятельности, как бизнес, право и сельское хозяйство. Как и некоторые президенты, управлявшие Соединенными Штатами до него, Рузвельт породил целую индустрию критики в свой адрес.