Кто-то мне должен деньги
Шрифт:
— Он думал, что это смешно.
— Это самое оскорбительное, что я когда-либо слышала в своей жизни,— возмутилась она.— Что ты ему на это сказал?
— Ничего.
— Ну, я бы…
Я взял ее за руку.
— Я знаю, что ты бы сделала. Инстинкта самосохранения у тебя не больше, чем у лемминга. Но мне двадцать девять лет, и я не думаю, что на этом надо остановиться. Я предполагаю прожить на сорок один год больше, видишь ли.
— А что будет теперь? — спросила она.— Мне они ничего не сказали.
— Наполи
Она выпрямилась.
— Тогда у нас все будет в порядке, да?
— У тебя,— уточнил я.— А у меня все еще останутся Тарбок и Дробл.
— Кто они?
Я забыл, что она не в курсе.
— Дробл был боссом Томми,— объяснил я.— Тарбок работает на Дробла. Тарбок — это тот, к которому меня привозили во вторник вечером.
— А… Но почему Наполи не может просто сказать Дроблу, что ты ни при чем?
— Потому что Наполи и Дробл — враги.— Я рассказал ей все, что мне было известно о феодальных войнах игорных баронов и об участии, которое принимал в этом Томми.
Когда я закончил, она проговорила:
— Это так похоже на Томми. Играть на обе стороны против середины.
— Что ж, всю эту неразбериху он оставил мне.
Откинувшись назад и хмуро глядя в противоположную стену, Эбби сказала:
— Все они охотились за тобой, считая тебя убийцей Томми, а это значит, что ни те, ни другие не убивали его. Это вообще не гангстерское убийство.
— Нет, конечно,— подтвердил я.— Гангстерское убийство — то, что они хотели сделать со мной. Томми — это было случайно.
— Пожалуй… А Луиза все еще где-то пропадает. Я знаю, что это она всему виной.
— Ты не знаешь,— поправил я.— Ты так думаешь, и, возможно, ты права, но знать ты этого не можешь.
— А кто же тогда?
Я пожал плечами.
— Едва ли можно сказать, что я делаю поспешные выводы,— продолжала Эбби,— если я делаю единственный вывод, к которому можно прийти.
Мне нечего было ей ответить, и я перестал об этом думать. Мне пришла в голову совсем другая мысль.
— А как насчет доктора? — спросил я.
Она непонимающе уставилась на меня.
— Доктора? Доктора, который лечил Томми? Ему-то зачем его убивать?
— Да нет. Доктора, который перевязывал мне голову. Которому ты позвонила, и он помог тебе перенести меня сюда.
— Да он даже не был знаком с Томми,— сказала она.— Он вообще никого из нас не знал до прошлой ночи. Что дает тебе повод думать, что убийца — он?
Снова начиналась путаница.
— Я так не думаю,— пояснил я.— Я вообще не об убийстве говорю. Я сейчас говорю о другом.
— А я говорю
— Хорошо,— согласился я, не имея никакого желания снова затевать спор.— Наверное, ты права.
— Так что ты имел в виду, когда спрашивал про доктора?
— Мне стреляли в голову. Разве врачи не обязаны сообщать в полицию обо всех случаях огнестрельных ранений?
— Обязаны,— подтвердила она.
— Так что же, разве к нам сюда через какое-то время не придут легавые со своими вопросами?
Она покачала головой.
— Он не сообщит. Я наврала ему, что ты мой приятель, и что мой муж в тебя стрелял, и что мы не вынесем публичного скандала, и я обещала ему, что в случае чего его имя никогда не всплывет.
— И он согласился?
— Я еще дала ему сто долларов.— Эбби подмигнула мне.— Надо знать, к какому доктору обращаться!
— Ты дала ему взятку?
— Это единственное, что мне оставалось.— Она пожала плечами.
Эта девушка все больше меня удивляла. Я и раньше встречал женщин, способных проявить самостоятельность, но ни одна из них и в подметки не годилась Эбби Маккей. Я покачал головой и сказал:
— Ты чудо. Слушай, может, ты еще поможешь мне разобраться с Тарбоком и Дроблом?
— Да пожалуйста,— фыркнула она.— Займемся ими завтра же.— Потом она посмотрела на часы и добавила: — Которое вот-вот наступит. А еще завтра мне надо быть на похоронах. В десять часов.— Потом она огляделась по сторонам и сказала: — Похоже, мы проведем эту ночь совместно.
— Я бы уступил тебе кровать,— сказал я,— но не уверен, что смогу подняться с нее.
— Ничего. Мы уместимся вдвоем.
— Что?
— Ты в таком состоянии,— усмехнулась она,— что все добродетели, которые у меня еще остались, пожалуй, будут в безопасности. Ты только подвинься чуть-чуть в сторону. Нет, к стенке. Я не хочу через тебя перелезать.
— Н-да, нам бы тоже этого не хотелось,— сказал я и прижался к стенке.
Как там говорится: когда больной вот-вот умрет, он поворачивается лицом к стене? Эта мыслишка промелькнула у меня в голове, когда я уткнулся носом в стенку. Я вовсе не подвержен патологическим страхам, но кому угодно пришли бы в голову одна или две мрачные мысли, если бы он побывал в моей шкуре.
А тем временем Эбби разделась, оставшись в одном белье,— и это был уже второй раз, когда она представала предо мной в таком виде.
— Эй! — воскликнул я.
Она искоса бросила на меня взгляд.
— Что?
— Конечно, я ранен,— пояснил я,— но я же не евнух. В меня с этого конца стреляли, поверху, в голову.
Она фыркнула.
— Ах, не говори глупости, Чет. Что, раньше ты не видел девушек?
— Совершенно верно, видел,— согласился я.— Но.
— Что — но?
— Ничего. Это было целое предложение.