Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Ты не смейся. Крепость брака знаешь от кого зависит?
– Знаю. От мужа и жены.
– Не-а. От двух женщин - свекрови и тещи. Вот сейчас я тебе признаюсь: моему Илюше, откровенно говоря, с тещей не очень повезло. Не будь Аглаи Серафимовны, наш брак давно бы распался...
– Софья, а могу я задать тебе откровенный вопрос?
– спросила Воронова подругу.
– Разумеется.
– А на кой ляд тебе такая невестка? Подожди, не отвечай сразу. Ты очень близкий мне человек. Скажу больше: я просто любуюсь, как ты ходишь, общаешься с людьми, разговариваешь. А твои фирменные слова: не-а, тады ой...
–
– И Мещерская засмеялась.
– Нет, тезка, не плагиатщица - верная ученица... А стану я твоей невесткой...
– Думаешь, что-то в наших отношениях изменится?
– Уверена. Я же плохая буду невестка, а Ферапонт - твой сын. Единственный... У меня друг один есть, он на мир через призму парадокса смотрит. Так вот, он бы это тебе лучше объяснил.
– Что объяснил?
– Да это я так, к слову. Кстати, а ты помнишь, как мы познакомились?
– Через Илюшу? Это когда он тебе картину за полцены продал?
– И ты со мной разбираться пришла. И не за полцены, кстати.
– Я же потом покаялась.
– Сонечка, это я к тому только говорю, что дружба начиналась, скажем так, с конфликта.
– Ты боишься, что она закончится твоим браком с Ферапошей?
– Боюсь. Да и посмотри на него. Он же еще ребенок.
– Ты потом поймешь, что мужчины остаются мальчишками до седых волос.
– Я не о том. Пусть он по миру поездит, поработает от души, не отвлекаясь на быт. А лет через пять привезет он тебе какую- нибудь герцогиню из Шотландии, будут у тебя внуки с голубой кровью.
– Герцогиньку? Глупенькая. Да разве лучше нас, русских баб, есть в мире женщины?
– Софьястаршая притянула к себе Софью-младшую.
– Не принимай мои слова близко к сердцу. Но пойми и меня. Я же мать. Вот будешь матерью взрослого сына или дочери - вспомнишь меня. Хочется, чтобы у чада твоего все в жизни было хорошо - от здоровья до жены.
– Тады ой.
Женщины засмеялись.
– Кстати, а твой друг, ну, который весь из себя парадоксальный, не тот, о котором ты рассказывала утром?
– с равнодушным видом спросила Мещерская.
– Он самый.
– Вы вроде недавно познакомились? Ты уже другом его называешь...
– Разве?
– Софья растерялась.
– Ну я... в смысле знакомый. Или человек.
– Знакомый? Ох, темнишь, тезка. И задумчивая ты у нас какая-то.
– Есть проблемы.
– Я могу помочь?
– встревожилась Мещерская.
– Вряд ли. Да и проблемы - не у меня...
– У твоего друга?
Софья кивнула:
– Но из-за меня, понимаешь?
– Пока не очень. Расскажешь? * * *
Уже больше часа белый "Сааб" мчался по Симферопольскому шоссе, все дальше и дальше оставляя за собой Москву. Настроение у мужчин было явно приподнятое, словно они собрались на увеселительную прогулку. Юля, наоборот, сидела мрачная. Вчерашний подъем сменился какими-то предчувствиями. Может, отчасти причиной ее плохого настроения стал Шурик. У бензоколонки Юля спросила его о Гнилом и Бугае, с которыми она познакомилась в машине, а он ответил в своей невозмутимой манере: "Вообще-то, отморозки. А так ребята как ребята. Сама увидишь". Но в машине Шурик чувствовал себя явно комфортно в компании с "быками" Кузьмича. Они по очереди травили анекдоты, ничуть не стесняясь Юли.
– Ты что грустная такая?
– где-то за Серпуховом впервые обратился к ней сидевший за рулем Гнилой.
– Зато вы очень веселые. Будто на праздник едем.
– А то нет?
– вмешался в разговор Шурик.
– И не веселье это вовсе, Юлек. Ты просто не представляешь, что для мужика означает охота. Адреналина в крови - до черта и больше. Азарт. Люди на уток охотятся, на кабанов.
– А мы на людей, - поддакнул Гнилой.
– Азарт, говоришь?
– Юля не скрывала раздражения.
– Разве к охоте можно легкомысленно относиться?
– Нельзя, - согласился Шурик.
– С чего ты, деваха, взяла, что мы не серьезно относимся?
– подал голос Бугай.
– Это работа наша. Босс приказал - мы выполним.
– С чего взяла? Мы в жуткую глухомань едем. А на такой машине...
– А на какой же, блин, нам ехать надо?
– возмутился Бугай.
– Может, на "Запорожце"?
– Нет, лучше на велосипедах, - вставил словечко Гнилой. Все трое засмеялись.
– А еще лучше - с Каланчевки доехать на электричке до Тулы, потом опять электричкой до Мценска, оттуда автобусом до Болхова...
– После этих слов Шурика опять дружный гогот.
– Я не предлагаю электричкой. Но на такой машине тоже нельзя.
– Это почему же?
– Я же говорю, в глухомань едем. Кто там "Москвича" или "Ладу" запомнит? А такую машину...
– Нам Кузьмич говорил, что у тебя мозги работают, - отсмеявшись, сказал Гнилой, - но запомни: во-первых, я сам из такой же глухомани, как ты говоришь. Думаешь, у нас крутых пацанов не было? У них тачки такие... Скажи, Бугай?
– Точно, братан.
– А во-вторых, никто ничего не заметит. Ни машины, ни мужика того. Вы только с Шуриком по сторонам лучше смотрите - и все. Лады?
– Не заводись, друг. Юлька ведь за дело болеет.
– А я не люблю, когда мне баба мозги начинает вправлять. До Тулы Шурик рассказал еще несколько анекдотов, и Гнилой отошел. Но Юля извлекла урок из этого разговора. Она еще раз вспомнила слова Шурика: "Вообще-то, отморозки. А так ребята как ребята. Сама увидишь". Увидела. И впервые за все последнее время Селиванова задумалась, а правильно ли она сделала, что ввязалась в эту историю? Ей вдруг захотелось, чтобы вернулся тот вечер, когда к ней домой постучал глупый, но, в сущности, не злой Гришаня. Послала бы она его на все буквы русского алфавита и ничего бы не узнала - ни о Вороновой, ни о Кирееве, ни об иконе. Но было поздно. За деревней Подберезово "Сааб" съехал с магистральной дороги и минут через десять въезжал во Мценск. Еще полчаса, и они все четверо стояли у обочины дороги, ведущей из Мценска в Болхов.
– Ну что, с Богом, ребятки.
– Шурик обвел всех взглядом.
– Теперь командовать парадом буду я такова воля Кузьмича. Никакой болтовни. Едем тихо. Выходим и спрашиваем в каждой деревне.
– А что спрашиваем?
– подал голос Бугай.
– Ты - ничего. У тебя будет другая работа.
– Понятное дело.
– Спрашивать будем я и Юля. Про мужчину, нашего друга, о котором мы очень волнуемся.
– Может, сказать, что он нам должен?
– не унимался Бугай.
– Нет, Павлик. Повторяю, он наш друг. Он очень тяжело заболел, но не хочет лечиться. А ты, Юля, его неутешная супруга.