Кто я?
Шрифт:
В раннем детстве, долгими летними днями мы все время проводили на улице; домой забегали только что бы перекусить. Вот забежали к нам.
— Мамка, исть хочу.
— Проголодались? Супу налить? Вку-у-сный суп.
— Неа. Молока дай.
Мама ставит на стол молоко, нарезает хлеб; приглашает и Юру. Но друг, соблюдая неписанный деревенский этикет, отказывается в категорической форме, потому что не хочет, недавно ел. Я смачиваю кусок хлеба молоком, посыпаю сахаром, и ем, запивая молоком- вкуснятина. Друг чинно сидит на лавке, у печки; скучает. Не успели выйти на улицу, Юрка заявляет — Что- то я то же есть захотел. Пошли к нам. — Бежим к Ивановым, теперь я посиживаю на табуретке, и терпеливо жду, пока перекусит друг.
Немного повзрослев, стали играть зимой в хоккей,
Делились на две команды. Капитанами, матками по нашему, назначались хорошие игроки, то есть те кто без промаха лупили шаровкой(лаптой) по мячику так, что улетал он далеко за пределы игрового поля. К маткам попарно подходили простые смертные и задавали самые нелепые вопросы, типа — Бочка с салом или казак с кинжалом? — Толстый у нас один — Вовка Когтев. Загадка решалась просто, а потому остальные имели право орать — Не честно! Не считОво! — Ан нет, оказалось, что парни всех перехитрили — бочка с салом это худющий Сашка Лунев, а Когтя наоборот — казак с кинжалом. И опять смех, шум и крик. Дело в том, что каждый стремился попасть в команду с сильными игроками, и, что бы достичь своей цели, люди нередко пускались на хитрости и различный мухлеж. Наконец разбились на две команды, теперь надо определить какая команда начинает игру, а какой голить. Этот вопрос решался с помощью палки, длиной около метра — нижний конец брал в правую руку один из капитанов, второй брал выше, вплотную, и так перебирали до верха; выигрывал тот что брался за самый верх, за кончик. Покончив со всеми приготовлениями, начинали мы сражение, длившееся чуть ли не весь день. Сколько же в нас было энергии и азарта.
Зимой, само собой, санки, коньки, лыжи.
Играли в догоняшки, в прятки, и в войну. Да каких игр только не было. Дело в том, что в то былинное время, телевидение к нам еще не дошло, а о компьютерах ни кто и не слыхивал.
А рыбалка! В начале удочками, позже мама связала нам бредешок из толстой капроновой нитки, с ячеей настолько мелкой, что попадались даже крупные пескари (бутяки). И мы стали целыми днями, до посинения цедить через него воды Кулунды. Ни когда не возвращались домой без добычи — ведерко, а то и два рыбки всегда припрем. Дома производилась дележка — не как ни будь, а по справедливости. Щучки, линишки и окуни раскладывались поштучно, пескаришки пригоршнями, в кучки строго по числу рыбаков. Затем один отворачивался, другой тыкал пальцем наугад в какую либо кучку, и спрашивал — Кому? — Называлось чье то имя. Таким образом исключалась сама возможность какого либо обмана, нарушения справедливости.
Справедливость — основной закон в мальчишеских коллективах.(Кабы законы эти мальчишечьи перенести во «взрослую» жизнь, наступил бы золотой век или рай на земле. Однако, это почему- то не возможно?)
В свое время делались вылазки по грибы, по ягоды; и из этих походов ни когда не возвращались мы с пустыми руками.
Юк был удачлив в рыбалке, вечно в числе первых, то же и с грибами — ягодами. Ягоды он брал не как все мы — лишь бы поскорее набрать бидончик — а только крупные и спелые; при этом умудрялся закончить работу в числе первых. Витька Мартышов иной раз пытался забежать вперед всех, хватал ягоды обеими руками. Он был младше меня на год, а Юрки и вовсе на два,(в детстве разница существенная) поэтому каралось его не достойное поведение лишь подшучиванием. Юк был лучшим футболистом и лучшим хоккеистом. Футбольные баталии летом, и ледовые побоища зимой длились у нас часто до ночи; и только полная темнота, делавшая дальнейшую игру не возможной, разводила противников. На всем протяжении матчей велись горячие споры, ведь судей у нас не было. — А ты вечно в офсайте пасешься! — Это не офсайт! — и т. д. До драк дело, сколько я помню,
Он первый поменял свое отношение к девчонкам, и нам волей — неволей пришлось последовать его примеру. До этого девчонок мы презирали, старшие — Саня Филюков и Когтя уже и «поддруживали». Уличенный в заигрываниях награждался кличкой «бабий пастух».
Как то жарким июльским днем шли мы переулком на Кулунду, купаться. И я, всегда горячий поборник законов и справедливости, обозвал Саню этим самым пастухом. Вдруг Юрка совершенно спокойно оборвал меня — Да, брось ты, Пьер, вроде бы уже не маленький! — И поведал нам, что им в классе читали книжку об отношениях мальчишек и девчонок, в которой, в частности говорилось, что отношения эти проходят три стадии — первая — когда дерутся, вторая — проявляют интерес (дергают за косички) и наконец — третья — любовь и дружба. Мы молча проглотили эти откровения, но, думаю, с этих пор и перешли во вторую, а вскоре и в третью стадии.
Откуда берутся дети мы довольно ясно представляли себе думаю с первого класса. Старшие просвещали младших, роль родителей и школы в этих вопросах сводилась к нулю. Разговоры с патцанами велись откровенные, слово любовь считалось стыдным, зато лихо употреблялись слова матерные.
Юк первым стал «дружить» с девчонками, ходить на танцы и пр. Я впервые влюбился, как известно, в четвертом классе. В класс пришли две новенькие — чистенькие, красивые, длинноногие, хорошие, умненькие; по моему не оставили они равнодушными ни кого из моих одноклассников. Я в качестве предмета любви выбрал Ленку, подружку ее звали Нина. В то время читал я как раз Тома Сойера, и книжка эта понравилась мне невероятно именно из-за созвучия моих тогдашних интересов с интересами далекого, выдуманного мальчишки.
Любовь эта не привела ни к чему в силу вечной моей закомплексованности. И Ленка хотела со мной «дружить». Но поставила условие, что бы я сказал об этом открыто, перед всем классом, естественно сие было выше моих сил. К тому же следом такое же предложение сделала эта ветреная красавица Витьке Кадовникову, то же в нее влюбленному. Ну мы с Витькой маленько подрались в коридоре, не подрались даже, а поборолись. Витек был ниже меня ростом и слабее, я просто зажал его шею правой рукою, и пригнул к полу, после чего он успокоился и был с миром отпущен.
Через два года Лена уехала из нашего села навсегда.
С Витькой вкусы у нас видимо совпадали. В восьмом классе разглядел я какой красивой девушкой стала вдруг Верка Мирошниченко. До этого я ни чего особенного в ней не замечал и не обращал на нее ни какого внимания, и вдруг в один прекрасный день увидел невзначай какая оказывается симпатичная, и умненькая, и аккуратненькая особа рядом. И куда я смотрел раньше? — И что же? Не успел я и глазом моргнуть, а Кадовник уже провожает ее домой.
Был период когда читали мы взахлеб «Трех мушкетеров», книга ходила по рукам; на прочтение давалось два-три дня. Потом начались игры в «мушкетеров»: шпаги делались из длинных таловых прутьев, ножом выполнялся орнамент на рукояти, руку защищала жестяная крышка от трехлитровой банки. Все хотели быть Дартаньянами, Юк — Арамисом (это ни кто не оспаривал.) С трудом роли распределялись, и мы начинали «стражаться», словечко это употреблялось у нас в смысле фехтовать, а не в смысле сражаться.
Братья Лунины.
Погодки Колька и Сашка. Колька, обладая характером живым, непоседливым и азартным, бывало и ремня получал. Честно говоря, заслуживал порку регулярно. Как то достал с чердака две мелкашки(малокалиберные винтовки), разыскал патрончики к ним; и мы пуляли из них за огородами во что попало. Звук от выстрела — слабый, не громкий хлопок. И казались нам эти винтовки безобидными игрушками. Что это серьезное оружие понял я много позднее, уже взрослым. Пукалка эта пробивает, на сто шагов, насквозь стальную двухсотлитровую бочку. Пуля выпущенная из этой игрушки летит более километра. Каких бед могли мы наделать, но обошлось.