Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию
Шрифт:
Прислушиваясь к людям
Мы не готовы согласиться с тем, что каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает. Эта фраза одним махом ставит диагноз целым нациям, лишая отдельных людей возможности принимать независимые решения или видеть вещи по-своему. Как социологи мы предпочитаем отталкиваться от личности и затем искать объяснение, почему и отдельные люди, и группы – сообщества и общественные движения, компании и нации – ведут себя определенным образом. С этой точки зрения единственное фундаментальное отличие россиянина от американца заключается в том, что один живет в России, а другой – в США.
Однако при изучении таких стран, как Россия, подход, подразумевающий анализ взглядов отдельных людей, оказывается сопряжен со сложностями. Обсуждение российской
Любопытно, что внимание к Путину проявляют не только журналисты, но и представители общественных наук. В значительной части политологических исследований диктатуры (а их довольно много) анализируются элиты и создаваемая ими среда. Особое внимание при этом уделяется тому, как лидеры манипулируют политикой и политическими институтами – парламентами, выборами, судами, бюрократическими учреждениями и т. п., – чтобы не только маргинализировать оппозицию, но и направить ее деятельность в то русло, которое выгодно режиму. Академическая литература не знает недостатка в примерах того, как автократы становятся все более изобретательными в использовании потенциальных конкурентов в своих целях и манипулировании информационным пространством, несмотря на то что интернет лишил их монополии в медиасфере. Иными словами, утверждается, что диктатура выживает и даже процветает, потому что диктаторы научились лучше управлять политическими процессами и направлять их в нужное русло, тем самым держа конкурентов на расстоянии.
Однако это мнение довольно спорно. В мире несовершенной информации и повсеместных непредвиденных последствий образ изворотливого и несокрушимого диктатора требует от человека, занимающего этот пост, очень многого. Более того, бытующие представления чрезмерно упрощают отношения между правителем и народом, сводя их к одностороннему взаимодействию по нисходящей линии.
В этой книге мы рассматриваем российскую авторитарную политику не только по нисходящей, но и по восходящей: мы изучаем российского Путина, а не только путинскую Россию. Отвергая стереотипы и предрассудки, мы представляем наш анализ, основанный на надежных данных и проверенных методах социальных наук. Применяя систематический подход, мы отталкиваемся от уроков, полученных при проведении исследований в России и других странах. Значительная часть этих исследований не имеет прецедентов, включая первое систематическое исследование роли психологии личности в российской политике.
Мы слушаем, как обычные россияне рассказывают о себе, своей жизни и политике. Мы спрашиваем об их политических взглядах и экономическом благополучии, а также об их личных качествах и чувствах. Что они предпочитают – плыть по течению или против? Общительны они или скрытны? Внимательны к деталям или больше заинтересованы в общей картине? Гордятся они Россией и ее правителями или стыдятся происходящего и сердятся на них? Смотрят ли они с надеждой в будущее? К этому мы добавляем миллионы строк из социальных сетей. Какие дела они поддерживают и как? Какие вопросы вызывают у них отклик, а какие оставляют безразличными? Мы использовали утечку внутренних документов, чтобы воочию увидеть, как Кремль пытается управлять людьми и определять их воззрения. Все это помогло нам совершенно по-новому взглянуть на российскую политику.
Политические основы власти Путина
Владимир Путин тоже прислушивается к россиянам – и не только на манер КГБ. Путин со всей серьезностью относится к рейтингам своего одобрения и всегда читает опросы общественного мнения. Почему такой человек, как Путин, хочет быть популярным, когда в его распоряжении есть целый аппарат подавления? Прежде всего, даже для диктатора популярность представляет важный политический ресурс. В конце концов, управлять силой дорого и рискованно. Многие диктаторы теряют свою власть как раз потому, что неправильно рассчитывают силу подавления и провоцируют такой народный гнев, что даже самый мощный аппарат оказывается не в состоянии удержать их у власти. Зная это, Путин всегда внимательно – хотя порой и недостаточно внимательно – прислушивается к мнению народа, когда принимает политические решения. Более того, статус самого популярного политика в стране позволяет Путину отдавать приказы российскому правящему классу и рассчитывать на их исполнение, а также дает ему возможность отпугивать потенциальных конкурентов – как входящих, так и не входящих в правящую элиту. В связи с этим Путин полагает, что ему важно быть не просто популярным, а самым популярным человеком в стране.
Поскольку власть Путина полагается не только на нисходящее подавление, но и на общественную поддержку, при ее выстраивании должны проводиться агрессивные кампании – как на публике, так и за кулисами. В этом Кремль проявляет изобретательность и гибкость, в разные периоды прибегая к разным стратегиям. Порой в кампаниях используются острые вопросы, которые настраивают миллионы консервативных россиян против “современного”, “глобализированного” мира, угрожающего их ценностям. Порой акцент ставится на институты вроде Русской православной церкви и школьной системы, которые стабилизируют власть Путина и заставляют этого непримечательного человека казаться ценным и даже ключевым для выживания российского государства. В результате на протяжении последних четырех лет Путин постепенно превращается в символ политического сообщества, причастностью к которому, несмотря на все его недостатки, гордится большинство россиян.
В XXI веке выиграть кампанию – даже в авторитарном государстве – значит получить господство в медиапространстве. Как мы увидим, расширение контроля над медиа входило в число приоритетов Путина с самых первых его дней в Кремле, однако господствовать над медиа становилось все сложнее. Легче всего контролировать телевидение, но даже здесь Кремлю приходится непрестанно играть в кошки-мышки, потому что блестящие и отважные журналисты находят новые, необычные способы обращения к массам. Гораздо сложнее контролировать интернет, где Кремль вступил в игру с опозданием. Пытаясь угнаться за оппозицией, власти выработали двойную стратегию уничтожения конкуренции и привлечения сторонников к управлению онлайн-дискуссиями. Эта стратегия работает с переменным успехом. Просочившиеся в прессу внутренние документы показывают, что неуклюжие усилия властей в основном носят реакционный характер – и чиновники просто плывут в потоке событий, не в силах сопротивляться ему. Тем не менее в среде прокремлевских и националистических блогеров и активистов появляются новые гордые хранители путинской России.
Порой на руку Путину играют и события, в частности аннексия украинской республики Крым. До присоединения Крыма большинство россиян поддерживало Путина, но не чувствовало эмоциональной связи с политикой и своим лидером. Если обычные россияне и выражали какие-то эмоции в отношении политики, то они могли быть как позитивными, так и негативными. Крым все изменил. Коллективная эйфория, возникшая в ответ на украинские события, которые освещались на российском государственном телевидении, привела к огромному всплеску гордости, надежды и веры в российских лидеров. На этой эмоциональной волне рейтинги одобрения президента взлетели, а россияне ощутили большую удовлетворенность жизнью. Многие люди, с которыми мы беседовали, вдруг поверили, что коррупция в стране сократилась, а экономические перспективы улучшились, несмотря на то что аннексия Крыма и война на Украине привели к ужесточению экономических санкций.
Реакция россиян на крымские события и последующую войну на востоке Украины показывает, какого влияния можно достичь, когда властное государство пользуется расположением публики. Коллективная эйфория, заставившая рейтинги поддержки Путина побить все рекорды, была построена на мифах – а точнее, на лжи, – которые рождаются лишь при совместной работе монополизированных медиа и восторженного населения. Фальшивые новости имеют силу, только если люди готовы им верить. Когда население восприимчиво к национально-патриотическим историям, а события освещаются все более оголтело, рождается мир эмоциональной политики, который оказывается оторван от реальности и потому чрезвычайно устойчив к изменениям.