Шрифт:
Тьма рухнула на Петербург по-декабрьски безжалостно, принеся с собой мороз и легкий скрипучий снег. А ведь только утром прошел дождь — и ледяные дороги наверняка добавили бы работы автомастерским, но в городе почти не осталось бензина.
По центру же ходили только бесплатные троллейбусы и трамваи, машины сюда не пускали.
— Мыш, может к себе возьмешь?
Котенок — Непотопляемый Сэм — сидел за пазухой. Его подхватили во дворе на Миллионной с картонного ящика, окруженного вконец охамевшими в последнее время крысами, которых расплодилось видимо-невидимо.
— Паучище,
Мыша, чернявого и плотного пацана, звали Михаилом, и до начала всего он учился не только в обычной школе, но еще и в художественной. Он умел рисовать комиксы, машины и боевую технику, но лучше всего у него получался Бэтмен. А для Паука — который так-то был длинным и белобрысым Вовкой — он рисовал Спайдермена.
Обоим им недавно исполнилось одиннадцать — первому в октябре, второму в ноябре. Оба они оказались запертыми в городе совершенно случайно — у Мишки мать вывихнула ногу и «сотрясла» голову, а у Вовки родители уехали в Таиланд и там застряли, когда отменили все рейсы.
Бабушка, конечно, котенка не заметит. А потом наступит на него или сядет — и Вовка был в этом совершенно уверен.
— Мыш! Я придумал! Надо его кому-то подарить! — Вовка толкнул приятеля в бок.
Они даже остановились. Мысль подарить котенка показалась здравой и едва ли не гениальной. Вдалеке раздался едва слышимый грохот трамвая с Садовой — с тех пор как город обезлюдел и лишился машин, звуки расходились далеко.
Но тут возник вопрос — кому? Людей-то почти не осталось. В школе всего три класса — четвертый, седьмой и одиннадцатый, причем пятиклассники Вовка и Мишка вынуждены были учиться в четвертом. Программу они оба отлично знали, и потому у них не было домашки, а в дневниках стояли частые пятерки за учебу, перемежаемые редкими единицами за поведение.
Построить отношений с другими учениками они оба так и не смогли — не сложилось. Те были или мелюзгой, или психами, как Светка, к примеру. Учителя ходили тихие и напряженные, сторож все время или пил, или спал.
— Давай рассуждать логично, — сказал Вовка.
— Логически, — поправил его Мишка.
— Да хоть логистически! — взвился Вовка, но тут же успокоился. — Итак, надо придумать, кому подарить Сэма. Какие у него есть достоинства?
Мальчишки к этому моменту стояли на краю Марсова поля, неподалеку от древнеримского Суворова. Они собирались дойти до Вечного огня — он не гаснул даже в самые тяжелые дни и до сих пор продолжал гореть, и было в этом что-то правильное, надежное. И сейчас у Вечного огня стояло человек десять взрослых.
— Ну, котенок — он теплый и пушистый, — начал неуверенно сам Вовка.
— Нет, нет, — сразу же перебил его Мишка. — Котенок — он успокаивает. Значит, для нервных хорошо.
Мальчишки задумались. Нервных вокруг было много. Да почти все. Когда Штука вылезла на Английскую набережную, все в городе стали нервными. Большая часть сбежала в первые два дня, когда военные еще пытались как-то разобраться со Штукой. Тогда погибло много солдат, а еще больше сломалось всяких дронов, причем их операторы падали от сердечных приступов, даже если сидели где-то совсем далеко.
А потом, когда в Питер стало «ни попасть, ни выйти», все уже знали — Штука убивает, только если что-то делают против ее замыслов. Вот только чего она хочет — понимали с трудом.
Ну, например, она не любила, когда в нее стреляют. Но этого никто не любит. Еще — когда кто-то приезжает из других городов или пытается уехать. Это выяснили опытным путем — поначалу-то все сбегали, и ничего, а потом оказалось, что трое из четверых помирают при попытке выйти из города. А при попытке войти — почти все, то есть шансов мало.
— Корейцам его подарить надо! — «придумал» Вовка.
Это, конечно, была глупость несусветная. То есть понятно, что все началось с того, что северные корейцы взорвали в океане бомбу. Опустили поглубже, чтобы никого не задело, и взорвали, а потом сказали, что так и было. А кто не верит, тому они еще одну бомбу взорвут прямо у американского берега — и скажут, что так и было.
И точно так же понятно, что корейцы — нервные. Но Сэма к ним не доставишь, к тому же…
— Они же кошек едят! — вспомнил Мишка.
— Собак, — поправил его Вовка, но неуверенно. — Собак они едят, вроде бы.
Но стало понятно, что отдавать северным корейцам котенка нельзя. И южным-то нежелательно, а северным точно нельзя. Некоторое время думали. Взрослые от Вечного огня разошлись, и мальчишки неторопливо двинулись к пламени.
А потом Мишка что-то неразборчиво пробубнил.
— Чего? — удивился Вовка.
— Да так, — отмахнулся друг, — не важно.
— Важно! Важно! — непонятно почему возбудился Вовка. Ему вдруг показалось, что то, что хотел сказать питерский хранитель Готэма — настоящее.
— Надо подарить его Штуке, — сказал Мишка и отвернулся.
— Да я… Да тебя… Да тебя самого надо подарить Штуке! — заорал Вовка.
Штуку они не видели, но рассказов о ней хватало. Громадный, размером с футбольное поле, студень с щупальцами и клювом, Штука нынче поселилась в Зимнем, он же Эрмитаж, и время от времени выбиралась на набережную, окунуть в воду тентакли. Такие же Штуки были еще в Кейптауне, Мельбурне и Сан-Франциско, причем везде их звали Ктулху, и только в Питере как-то не прижилось.
В общем, Штука в каком-то смысле теперь владела Петербургом. Еще и сидела в главном дворце. Она была как суперзлодей, а вот супергероя на нее не нашлось. Какое-то время оставшиеся петербуржцы опасались, что на город скинут ядерную бомбу, чтобы убить Штуку, но как-то обошлось.
— Да ты сам подумай, — зачастил вдруг Мишка. — Она там одна, страшная, жуткая, скоро Новый год, а подарков ей никто не подарит! А тут мы. С котенком.
— Съест нас, и дело с концом.
— Никого еще не съела, а нас съест! — усмехнулся Мишка. — Может, ей только котенка и не хватало!