Куда боятся ступить ангелы

Форстер Эдвард Морган

– Вот как?

– Страстно, - он приложил руку к сердцу.

– В таком случае помоги ей Господь!

Он нетерпеливо топнул ногой.

– Что я ни скажу, синьорина, все вам не нравится. Пусть Господь поможет вам, потому что вы очень несправедливы. Вы уверяете, что я плохо обращался с моей дорогой женой. Ни с кем я плохо не обра­щался. Вы недовольны, что в новом браке нет любви. Я вам доказы­ваю, что любовь есть, а вы еще больше сердитесь. Чего вы хотите? Вы думаете, ей будет плохо? Да она уже рада, что выходит за меня, она будет хорошо выполнять свои обязанности.

–

Обязанности!
– воскликнула мисс Эббот со всей саркастичнос­тью, на какую была способна.

– Ну конечно. Она знает, зачем я на ней женюсь.

– Чтобы преуспеть в том, в чем не сумела преуспеть Лилия! Что­бы быть вашей экономкой, рабыней, вашей...
– слова, которые ей хо­телось высказать, были для нее чересчур грубы.

– Чтобы ухаживать за ребенком, вот зачем, - пояснил он.

– За ребенком?
– Она совсем забыла про него.

– Мой брак будет вполне английским, - гордо продолжал он.
– Я не забочусь о деньгах. Она нужна мне ради сына. Неужели вы не по­нимаете?

– Нет, - ответила мисс Эббот, вконец озадаченная. И вдруг ее осе­нило.
– В этом нет надобности, синьор Карелла. Если ребенок вам в тягость...
– Она всегда потом вспоминала, что, к своей чести, сразу поняла свою ошибку.
– Я не так выразилась, - добавила она быстро.

– Я понимаю, - вежливо ответил он.
– Когда говоришь на чужом языке - а вы так чудесно говорите по-итальянски, - легко ошибиться.

Она вгляделась в его лицо, но не увидела ни намека на иронию.

– Вы хотели сказать, что нам с ним не придется пока быть вмес­те. Вы правы. Но что делать? Няньку я держать не могу, а Перфетта слишком неумелая. Когда он болел, я ее к нему не допускал. Когда его надо выкупать - приходится же купать его время от времени, - то кто его моет? Я. Я кормлю его или решаю, чем покормить. Я сплю с ним и утешаю, когда ночью ему не по себе. Только я разговариваю с ним, только я пою для него. Не будьте же несправедливы - мне нравится все это делать, но все-таки...
– голос его прозвучал жалобно, - эти дела отнимают много времени и не очень подходят для молодо­го человека.

– Очень не подходят.
– Мисс Эббот утомленно прикрыла глаза. С каждой минутой ситуация становилась все затруднительнее. Если бы только не испытывать такую усталость, ей легче было бы бороть­ся с обуревавшими ее противоречивыми чувствами! Как ей недоста­вало стойкого и тупого упорства Генриетты или бездушной диплома­тичности миссис Герритон...

– Еще вина?
– заботливо спросил Джино.

– Нет, нет, благодарю вас. Синьор Карелла, ведь женитьба - очень серьезный шаг. Вы не могли бы найти более простой выход? Напри­мер, попросить кого-то из родственников...

– Отдать в Эмполи? Да это все равно что отдать в Англию!

– Так отдайте в Англию.

Он рассмеялся.

– У него там есть бабушка, вы же знаете, - миссис Теобалд.

– У него и здесь есть бабушка. Нет, он доставляет много хлопот, но я с ним не расстанусь. Я даже не хочу приглашать сюда отца и мать. Они нас разлучат.

– Каким образом?

– Они разлучат

наши мысли.

Она умолкла. Этому жестокому, порочному человеку были ведо­мы недоступные ей утонченные чувства. Ей в полную силу откры­лась страшная истина - что скверные люди способны любить. Все ее моральные принципы были сокрушены. Спасти ребенка, не дать за­разе проникнуть в него - вот ее долг, и она по-прежнему собиралась выполнить его. Но приятное сознание превосходства добродетели покинуло ее. Она находилась в присутствии чего-то более великого, чем добро и зло.

Забыв про обязанности хозяина, побуждаемый инстинктом, кото­рый она в нем пробудила, он перешел в комнату.

– Просыпайся!
– потребовал он, словно будил взрослого прияте­ля. Он приподнял ногу и легонько нажал мальчику на живот.

– Осторожней!
– вскрикнула мисс Эббот. Она не привыкла к та­кому способу будить грудных младенцев.

– Он не длиннее моего ботинка, правда? Можете вы себе предста­вить, что потом его ботинки будут такой величины, как сейчас - все его тело. И что он тоже...

– Ну можно ли с ним так обращаться?

Он застыл в задумчивости, поставив ногу на тельце ребенка, охваченный вдруг желанием, чтобы сын был похож на него и породил подобных себе сыновей и те населили землю. Это сильнейшее из же­ланий, охватывающих мужчину, если ему вообще дано испытать его, - сильнее любви, сильнее желания личного бессмертия. Им хвалят­ся все мужчины, уверяя, будто испытывают его, но на самом деле у большинства помыслы сосредоточены на других вещах. Лишь не­многим дано осознать, что они вечно могут источать свою телесную и духовную жизнь. Мисс Эббот, несмотря на все свои добродетели, не могла постичь этого чувства, хотя такие тонкости как раз доступ­нее пониманию женщин. И когда Джино показал сперва на себя, а потом на ребенка и сказал: «Отец - сын», она восприняла его слова как ласковый лепет и машинально улыбнулась.

Ребенок, первенец, проснулся и широко раскрыл глаза. Джино не заговорил с ним, а продолжал излагать свои соображения.

– Эта женщина будет делать все, что я велю. Она любит детей. Опрятна. У нее приятный голос. Красивой ее не назовешь, не буду вас обманывать. Но в ней есть все, что мне нужно.

Ребенок издал пронзительный вопль.

– Пожалуйста, осторожнее!
– взмолилась мисс Эббот.
– Вы разда­вите его.

– Пустяки. Вот если он плачет беззвучно, тогда надо беспокоить­ся. Просто он думает, что сейчас я буду его купать, и он прав.

– Купать?
– поразилась она.
– Вы? Прямо здесь?

Такая идиллическая деталь разрушила все ее планы.

Добрых полчаса у нее ушло на тонкую подготовку и пробные ата­ки с высоких нравственных позиций, но ей не удалось ни напугать противника, ни рассердить его, ни хотя бы отвлечь чуть-чуть от до­машних занятий.

– Утром я ушел в аптеку, - продолжал он, - и посиживал там в прохладе. И вдруг вспомнил, что Перфетта еще час назад согрела во­ды - вон она стоит, накрытая подушкой. Я сразу вернулся, надо же его искупать. Извините меня. Откладывать больше нельзя.