Куда исчезают поклонники?
Шрифт:
– Так и будем стоять или пойдем?
Мариша глубоко вдохнула спертого воздуха подземелья и кивнула:
– Пойдем. Глупо тут торчать.
И девушки двинулись вперед. В следующей пещерке тоже никого не оказалось. Но тут находились коробки с овощными и рыбными консервами, которыми и питались сидельцы. Еще они ели размоченные в холодной воде сухари, которые заменяли им хлеб. И пили воду. Никакой горячей пищи в условиях подземелья никому не предлагалось. И страшно было даже подумать о том, к каким
Дальше девушки обнаружили узкий лаз, который вел вниз. Излишне говорить, что все пещерки и лазы были тесными. И во время передвижения по ним на девушек все время сыпалась земля, заставляя помнить о том, что сверху давит многотонная масса. И чем глубже они спустятся, тем сильней будет этот вес.
– Мне страшно! – едва слышно прошептала Вика. – А вдруг нас тут задавит?
– Их не задавило, и нас не задавит!
Но Вика оптимизма приятельницы не разделяла. Дуракам, как известно, везет. А им с Маришей может и не повезти.
– Какие мы с тобой легкомысленные, что ввязались в эту аферу!
– Вини во всем свою бабушку! – напомнила ей Мариша. – Если бы она заблаговременно посвятила тебя в свои тайны, не пришлось бы нам сейчас ползать по этим катакомбам, зарабатывая благодарность брата Иоанна и брата Бенедикта.
Внезапно девушки наткнулись еще на две пещерки, к счастью, тоже пустые. А затем увидели дверь. Это было настолько неожиданно, что они надолго замерли. Откуда тут дверь? Кому понадобилось устанавливать дверь под землей, да еще запирать ее снаружи?
– Как думаешь, что это такое?
– Понятия не имею.
– Может быть, заглянем туда?
Мариша кивнула. Замок на двери был представлен в виде крепкой щеколды. Снаружи ничего не стоило ее отодвинуть. Стараясь не произвести шума, девушки потянули за запор. И, открыв дверь, осветили внутреннее помещение фонариками. Сначала они ничего не поняли. Еще одна пещерка, только очень маленькая и тесная. С таким низким потолком, что стоять в полный рост там нечего было и думать. Только сидеть или лежать.
– Там что-то есть.
– Вижу.
В глубине пещерки лежали какие-то грязные влажные тряпки, от которых шел жуткий запах.
– Фу! Пойдем отсюда!
Но Мариша не согласилась.
– Надо посмотреть, что там.
– Ничего там нет.
– Там кто-то дышит.
Вика так и замерла с открытым ртом. Кто тут может дышать, а стало быть, и жить в такой тесноте и вонище? Мариша заблуждается! Но Мариша оказалась права. Когда она проползла под низким сводом в конец норы (по-другому назвать это обиталище было просто невозможно) и потянула за грязное одеяло, оттуда внезапно показалось бледное лицо с расширенными от ужаса глазами.
Сама Мариша едва удержалась от крика. Лицо было бледным, грязным и совершенно безумным. Огромные глаза уставились на Маришу с таким выражением отчаяния и страха, что ту даже затрясло. От страха она потеряла дар речи. И молча таращилась на обитателя этой подземной ниши. И вдруг он заговорил.
– Кто вы? – произнес он хриплым, но вполне четким шепотом. – Вы ведь не из наших?
Почему-то Мариша решила не врать этому существу.
– Нет, – призналась она. – Мы с подругой пришли, чтобы забрать баллон с газом.
Одеяла зашевелились. И Мариша увидела, что перед ней подросток лет двенадцати-четырнадцати. Точней определить его возраст было невозможно. Подросток был истощен до такой степени, что напоминал скелет, обтянутый кожей. Было непонятно также, какого он пола.
– Будет штурм? – серьезно спросил подросток.
– Очень надеемся на это. Но сначала мы должны забрать баллон с газом.
– Я вам помогу!
И подросток зашевелился, окончательно высвобождаясь от накрывавшего его одеяла.
– Я вам покажу, где они хранят баллон с газом и канистры.
– Канистры?
– Ну да. Канистры с бензином. В случае, если начнется штурм, они собираются пустить газ, а потом облиться бензином и поджечь себя.
Какой ужас! Эти люди точно чокнутые!
– А ты тут почему сидишь?
– Я – наказан.
Ага! Он говорит о себе в мужском роде. Значит, подросток – юноша.
– За что же тебя наказали?
– За то, что хотел отсюда удрать!
Похвальное намерение. Но, видимо, мальчишку поймали и в наказание за самовольство заперли в этой ужасной норе, держа впроголодь и не позволяя выходить из камеры никуда.
– И долго ты тут просидел?
– Не знаю, – пожал плечами ребенок. – Они приносили мне сухари и воду ровно двадцать раз. Думаю, что двадцать дней или, может быть, десять. Но думаю, что двадцать.
Господи! Да эти люди не просто сумасшедшие! Они изверги! Нелюди! И пусть бы они себя подожгли, отравили и вообще поубивали всеми известными способами! Пусть! Ничего другого они и не заслуживают. Но как быть с остальными детьми?
– Скажи, а кроме тебя тут есть еще дети?
– Когда я убегал, нас оставалось пятеро.
– Оставалось?
– Витька умер как раз в тот день, когда я решил бежать.
Так, значит, по крайней мере один ребенок не выдержал сурового заточения под землей. Оставалось только удивляться, что за три с лишним месяца жизни под землей у сидельцев такие скромные потери.
– Витька вообще хилый был, – отмахнулся новый знакомый. – Инвалид. Вечно кряхтел, кашлял. А под землей вообще ни на минуту не затыкался. Как напала на него трясучка, я сразу понял: без больницы и врачей тут не обойтись.