Куда ведут наши следы
Шрифт:
Он не понимает, что он говорит.
Я не понимаю, что я говорю.
Но мы понимаем друг друга.
В Одессе я вошёл во двор, там сидели две дамы в купальниках. Они закричали: «Как вам не стыдно!»
Я вышел растроганный.
Сейчас разве кто-то так кричит?
Разве кому-нибудь бывает стыдно?
Женщина за рулём – что пешком.
Стиснув зубы, преодолевает бордюр.
Задыхается на подъёме.
Приподымает
Вытирает лицо платком, когда обрызгивают лобовое стекло.
Полное слияние с автомобилем.
И лёгкое непонимание его устройства.
Говорящему со сцены
Чем отличается написанное от сказанного?
Главным – написанное можно пропустить, от сказанного не уйдёшь.
Тяжёлая штука – слушать сказанное: не ляжешь, не отдохнёшь, не заткнёшь его.
Он говорит. Ты сидишь. Ещё заплатил за его говорение. Это подразумевает, что ты получаешь удовольствие. Хотя на твоём лице отвращение. Отвращение на всём протяжении сказанного.
Ты спокойно интересуешься у говорящего: «А я могу это где-нибудь прочитать?» – намекая на то, что тебе это хочется выбросить, хотя ему кажется, что ты собираешься это изучать. «Нет, – говорит он с гордостью, – это пока только в устном виде». – «Жаль, – говоришь ты, – искренне жаль, хотелось бы подержать это в руках». – «Но вы можете записать это на магнитофон». – «Конечно», – говоришь ты, содрогаясь и представляя, как ты выбрасываешь дорогой аппарат.
Вот за что люди так ценят написанное, переплетённое. На помойку идёт труд сотен людей: истории, случаи, громыхающие столкновения, убийства.
Из жизни перетаскивают в литературу. Из литературы – в жизнь. Уже без запаха, без волнения, без крика матери.
А если осядет в голове как сказанное, как увиденное – вы никогда не избавитесь от этого. Вы будете мотать долго головой: «Я же это слышал собственными ушами», – будто это о чём-то говорит.
Что такое, господа?
Нам капиталисты стали поставлять не всегда качественные товары. Их надо ремонтировать, надо бегать, волноваться. Что такое? Это же заграница! У них должно быть безотказно.
Мы же на них надеялись.
Мы же на них рассчитывали.
Мы же им верили.
Как же? Что же? Нам, что ли, производить? Вы представляете? Я вообще не представляю. Это же замкнутый круг. Это хуже, чем раньше… Раньше нашего не было, а там было не достать. И всё в порядке: значит, памперса не знаем, стираем в тазу – всё в порядке.
А сейчас же другое дело. У нас нет по-прежнему, а там – низкого качества.
Куда бежать?
Я надеюсь, они не доведут нас до того, чтоб мы сами кондиционер клепали. Мы же хотим жить как люди и одеваться как люди.
И питаться как люди.
И умываться как люди.
И развлекаться как люди.
И кататься как люди.
И лечиться как люди.
А отечественными разработками ни питаться, ни лечиться, ни одеваться, ни умываться, ни кататься – только разбираться.
Господа, держите качество, не доводите до крайностей. А эти жалкие попытки заинтересовать? Кого?… Нас?… Чем? Деньгами?
Нас не запугаешь и не заинтересуешь.
Копать не любим.
Производить не можем.
Долго что-то делать – не хотим.
Невысоко, неглубоко и быстро – пожалуйста, и то если этим потом не пользоваться.
А если пользоваться – это надо как-то всей страной одну штуку, и чтоб на один раз, и чтоб потом никаких претензий.
Опять и опять говорю – мы уже с удовольствием не работаем. И с удовольствием наблюдаем за беспомощными попытками нас заинтересовать, мобилизовать и запугать.
Господа! Позвольте, позвольте пройти в Европейский союз… Как туда?… Прямо и направо?… А говорили, налево… Ну, народ.
Надо проверить, почему в выходные Москва пустеет, и внедрить это в будни.
На пустынном берегу шептались две девушки.
Как говорят в Одессе: я вчера получил такое удовольствие, чтоб не дождаться умереть.
– Может ли быть умный таким бездарным?
– Может. Если он не заинтересован.
Хорошая у тебя работа, депутат.
Рот закрыл, и ты свободен.
Государственная экономика такая: что бы ты ни сделал, ты получаешь от мамы рубль на конфеты.
Капитан:
– Круиз. Поселили случайно двух мужчин и двух женщин в одной каюте. Крики, протест… Я являюсь до отхода, говорю: «Не волнуйтесь. Потерпите одну ночь. Я вас расселю».
В следующий раз являюсь через три дня.
– Что? Кто? Зачем?…Всё в порядке!
Главное – выдержка!
Я делал карьеру.
Он мне завидовал.
Он рвался.
Он подражал.
Он списывал.
Тогда я специально для него сделал ошибку.
И он отстал на пять лет общего режима.
– Папа, ты видел?
– Да, Митя, наш пёс – левша!
В чём разница между мной и чиновником?
Мы оба сидим за столом.
Только я просто сижу, а он – должен сидеть.
Принял яд и передумал.
По стране хлопки, похожие на аплодисменты.