Кукла на цепи. Одиссея крейсера «Улисс»
Шрифт:
«Сиррусу» повезло меньше. Комендоры эсминца сбили один «юнкере», огнем с транспортов был уничтожен еще один бомбардировщик, но две бомбы поразили корабль и взорвались в кормовом кубрике. На «Сиррусе», битком набитом моряками, снятыми с погибших кораблей, народу скопилось вдвое больше обыкновенного, и поэтому этот кубрик был обычно переполнен до отказа. Но по боевой тревоге все его покинули, так что там никто не погиб. Ни один моряк не погиб и впоследствии; во время новых походов, в Россию эсминец не получил ни единого повреждения.
Надежда крепла с каждой минутой. До подхода боевой эскадры оставалось
Густо валил снег, падая в темные неспокойные воды океана. Ни один самолет не смог бы теперь отыскать их в этой пронизанной свистом ветра снежной мгле. Ко всему, конвой оказался вне досягаемости береговой авиации, не считая, конечно, «кондоров». Да и подводные лодки вряд ли осмелятся высунуть свой нос в такую пургу.
— «На остров Счастья выбросит, быть может…» — негромко продекламировал Кэррингтон.
— Что? — недоуменно посмотрел на него Тэрнер. — Что вы сказали, каплей?
— Теннисон, — извиняющимся тоном произнес Кэррингтон. — Командир любил его цитировать… Возможно, и выкарабкаемся.
— Возможно, возможно, — машинально отозвался Тэрнер. — Престон!
— Есть, сэр! Вижу семафор. — Престон впился взглядом в северную часть горизонта, где на «Сиррусе» торопливо мигал сигнальный фонарь.
— Корабль, сэр! — сообщил он взволнованно. — «Сиррус» докладывает, что с норда приближается военный корабль!
— С норда? Слава Богу! Слава Богу! — оживился Тэрнер. — С норда! Должно быть, эскадра. Раньше, чем обещали… Зря я их ругал! Что–нибудь видите, каплей?
— Ничего не вижу, сэр. Снежный заряд плотен, хотя видимость вроде улучшается… Снова светограмма с «Сирруса».
— Что он пишет, Престон? — озабоченно спросил Тэрнер сигнальщика.
— «Контакт. Подводная цель. Тридцать градусов левого борта. Дистанция уменьшается».
— Подводная лодка? В такой–то темноте? — простонал Тэрнер. Изо всей силы он ударил кулаком по нактоузу и злобно выругался. — Черта с два! Лусть только попробует остановить нас! Престон, напишите «Сиррусу», пусть остается…
И на полуслове умолк, вперив изумленный взгляд в северную часть горизонта. Сквозь снег и мрак он увидел, как вдали вспыхнули и снова погасли кинжалы белого пламени. Подошел Кэррингтон, не мигая глядел, как перед форштевнем «Кейп Гаттераса», транспорта, на котором находился коммодор конвоя, взлетели белые водяные столбы. Потом снова увидел вспышки. На этот раз они были ярче, мощнее и на долю секунды озарили бак и надстройки ведущего огонь корабля.
Старпом медленно повернулся к Кэррингтону и увидел застывшее лицо и погасший взгляд первого офицера. Как–то сразу побледнев и осунувшись от усталости и предчувствия неминуемой беды, Тэрнер в свою очередь пристально посмотрел на Кэррингтона.
— Вот и ответ на многие вопросы, — проговорил он вполголоса. — Вот почему фрицы последние дни так обрабатывали «Стерлинг» и наш корабль. Лиса попала в курятник. Наш старый приятель, крейсер типа «Хиппер», пришел к нам с визитом вежливости.
— Совершенно верно.
— А спасение было так близко… — Тэрнер пожал плечами. — Мы заслужили лучшей участи… — Он криво усмехнулся. — Как вы относитесь к тому, чтобы погибнуть смертью героя?
— Одна мысль об этом внушает мне отвращение! — прогудел чей–то голос у него за спиной. Это появился Брукс.
— Мне тоже, — признался старший офицер. Он улыбнулся: он снова был почти счастлив. — Но есть ли у нас иной выбор, джентльмены?
— Увы, нет, — печально вымолвил Брукс.
— Обе машины полный вперед! — скомандовал Кэррингтон по переговорной трубе. Это было его ответом.
— Отставить, — возразил — Тэрнер. — Обе машины самый полный, капитан–лейтенант. Передайте в машинное отделение, что мы спешим, и напомните механикам, как они грозились перещеголять «Абдиэл» и «Манксман»…
Престон! Сигнал всем судам конвоя: «Рассеяться. Следовать в русские порты самостоятельно».
Верхняя палуба оказалась под плотной белой пеленой, но снег все валил, не переставая. Снова поднялся ветер. Выйдя на палубу после тепла корабельной лавки, где он оперировал, Джонни Николлс едва не задохнулся от ледяного ветра. Легкие пронизала острая боль: температура воздуха, понял он, была градусов двадцать по Цельсию. Спрятав лицо в воротник канадки, он медленно, с остановками, стал подниматься по трапам на мостик. Николлс смертельно устал и всякий раз, ступая, корчился от боли: осколками бомбы, взорвавшейся в кормовом кубрике, он был ранен в левую ногу выше лодыжки.
Командир «Сирруса» ждал его у дверцы крохотного мостика.
— Я решил, вам будет любопытно взглянуть на это, док, — произнес Питер Орр высоким, необычным для такого рослого мужчины голосом. — Вернее, подумал, что вы захотели бы увидеть это зрелище, — поправился он. — Посмотрите, как он несется! — проговорил Орр. — Как он несется!
Николлс повернул голову туда, куда показывал коммандер. Слева по траверзу, в полумиле от эсминца, пылал охваченный пламенем «Кейп Гаттерас», почти потерявший ход. Сквозь снежную пелену Джонни с трудом разглядел смутный силуэт немецкого крейсера. С дистанции в несколько миль тот беспощадно всаживал в тонущее судно один снаряд за другим, видны были вспышки орудийных выстрелов. Каждый залп попадал в цель: меткость немецких комендоров была фантастической.
«Улисс» мчался, вздымая тучи брызг и пены, навстречу вражескому крейсеру. Он находился в полумиле, на левой раковине «Сирруса». Носовая часть флагмана то почти целиком вырывалась из воды, то с громким, как пистолетный выстрел, гулом, несмотря на ветер, слышным на мостике «Сирруса», ударялась о поверхность моря. А могучие машины с каждой секундой увлекали корабль все быстрей и быстрей вперед.
Словно завороженный, Николлс наблюдал это зрелище. Впервые увидев родной корабль с той минуты, как покинул его, он ужаснулся. Носовые и кормовые надстройки превратились в изуродованные до неузнаваемости груды стали; обе мачты сбиты, дымовые трубы, изрешеченные насквозь, покосились; разбитый дальномерный пост смотрел куда–то в сторону. Из огромных пробоин в носовой палубе и в корме по–прежнему валил дым, сорванные с оснований кормовые башни валялись на палубе. Поперек судна, на четвертой башне все еще лежал обгорелый остов «кондора», из носовой палубы торчал фюзеляж вонзившегося по самые крылья «юнкерса», а корпусе корабля, Николлс это знал, напротив торпедных труб зияла гигантская брешь, доходившая до ватерлинии.