Кукла. Московская фантасмагория
Шрифт:
А ещё это похоже на маленькие дверцы или люки, ведущие непонятно куда, но понятно, что отсюда. Такие дверцы порой попадаются и среди повседневности. Фраза или ситуация некоторое время смотрит в твои глаза, а твои глаза смотрят на эти дверцы. И вот тут, как чёртики из кубышки, выскакивают подсказочки, похожие на капканчики, мышеловочки в форме знаков препинания: «?», «!», «.». Может быть, ещё поэтому все слова, произносимые в Новый год, произносятся в восхитительной форме. Этакий безудержный оптимизм, безрассудство… вобщем, куда-то… и без чего-то!
И
Можно готовить салаты и выпить первую рюмку часов за десять до Нового года, но нельзя ничего планировать! А вот я запланировал. И запланировал своё счастье!
Это я сейчас пишу и леплю везде эти восклицательные знаки. А запланировал я своё счастье недели за три до Нового года и запланировал утвердительно, с жирной точкой на конце! Я решил, что в новогоднюю ночь приглашу Машу и скажу, что люблю.
Маша на мой вопрос, где она собирается отмечать новый год, ответила, что сначала будет дома с родителями…
– А потом? – спросил я.
– А потом могу приехать к тебе…
Ну, скажите, разве этого мало, чтобы начать строить планы если не на ближайшие лет пять-шесть, то уж хотя бы на срок, включающий новогоднюю ночь!
Так мы и договорились, что она после боя курантов целует папу и маму и едет ко мне. А я её жду.
Я ждать начал уже с того самого часа, как мы договорились. Безумец! Мне чаще надо бы смотреть в зеркало. А ведь там, в амальгаме сочетаний и вычитаний оставалось лицо сорокалетнего мужика, у которого седеющие виски, два брака позади, а впереди новогодняя ночь!
«Все нормально»,. – сказал я сам себе и тридцатого декабря сходил на рынок и приволок сумку с продуктами. Тридцать первого декабря сделал в квартире уборку, нарядил ёлку и нарубил три салата.
Если бы я стал в своих действиях и переживаниях двигаться по нарастающей, то к полночи был бы естественный пик напряжения всех душевных сил, и пожелания в первые минуты Нового наступившего года имели бы силу реальной материализации. Но моё положение было несколько иным.
Наша встреча должна была произойти часа на два позже.
Поэтому я медленно, маленькими глотками пил красное вино и не спешил накрывать стол. Я даже не спешил бриться. Сидел на кухне, пил вино и смотрел телик.
Знакомые и не очень фильмы мелькали на разных каналах, потом появилась голова президента, которая поздравила весь российский народ, и стали бить куранты. Я открыл бутылку сухого шампанского, налил в бокал и вышел на балкон.
Во всех окружающих домах, во всех без исключения окнах горел свет. Мерцали гирлянды на ёлках, и за занавесками, даже на расстоянии, ощущалась горячая плотность праздника. И тут же, почти в следующую секунду, началась петардовая канонада, которая потом продолжалась в течение всей ночи. Палили везде, палили со всех сторон, и казалось, что Москва в глухой осаде.
Я стоял на балконе и слышал, как соседи слева и соседи справа, сверху и снизу – все поздравляют друг друга. Мне не было грустно. Я был под хмельком, и Новый год пришёл и в мой дом. А она? Она приедет менее чем через два часа. Я позвонил Маше и поздравил с наступившим Новым годом. Она сказала, что у неё родители и ещё какие-то родственники, и что метро работает до трёх часов.
Я положил трубку и почему-то вспомнил, как несколько лет назад купался в декабрьском море. Жена стояла с зонтом на берегу пустынного пляжа. По набережной прогуливались немногочисленные пары, а я, выскочив из воды и прыгая по колючей гальке, уже подбегал к ожидающему зонту и сухому полотенцу.
Господи, как же было хорошо потом, сидя прямо на ступеньках пирса, бросать кружащим чайкам кусочки хлеба и пить крымское вино! Как же хороша всегда Ялта в январе… Несколько чаек над слегка нахмуренным, пустынным морем. Людей в эту пору ещё меньше, чем птиц в небе. Ялта – приморский городок со своей повседневной жизнью.
И вот эта атмосфера и даёт тебе самому чувствовать себя человеком. Я свободно предавался мечтаниям, ведь уже менее чем через два часа должен был наступить и мой Новый Год!
3
Во втором часу я залез в ванну и, приняв душ, побрился.
Ровно в два раздался звонок. Определитель на телефоне назвал её номер. Маша сказала, что выезжает, и я стал собираться.
Помню, как я, выйдя на лестничную клетку и закрывая дверь, подумал, что вот за другими дверями и во всём доме на всех этажах во всех квартирах люди веселятся. Грусть, чувство одиночества, обострявшееся особенно в праздники, теперь лишь на полсекундочки заглянули ко мне и тут же растворились. Сюда они забрели не по адресу, ведь меня переполняло счастье.
Продолжал падать мелкий снежок. Я свернул на улицу, ведущую прямо к метро. По тротуару навстречу шла женщина. Невысокая, даже можно сказать, маленькая – в блестящем пальто, в остренькой шапочке и с большой чёрной сумкой. Почему-то запомнилась именно эта сумка. Сумка как-то нервно и пусто болталась у неё на животе. Женщина шла быстро. Мы разминулись, а я подумал, что она, с болтающейся пустой сумкой, несчастна. Почему я так подумал? Не знаю. Это мелькнуло слабым росчерком на окраине моего возбуждения и так же быстро затопилось моей радостью. Я спешил навстречу своему счастью.
У метро я перешёл на другую сторону улицы. Стояли машины с водителями, готовыми по новогоднему тарифу увезти вас куда угодно.
А вот у самого метро никого не было.
Мёртвая зона и ни единого огонька. Огни были везде: в окружающих домах, огнями сверкали иллюминация и рекламные щиты, магазины и просто уличные фонари. Но само здание метро было пугающе тёмным. И ни единой души.
Я подошёл и стал дёргать двери. Мне не открылась ни одна из них.
Часы показывали два часа тридцать пять минут.