Кукла
Шрифт:
— Много… очень много!.. — воскликнул сутуловатый граф. — Научимся же наконец ценить и грошовые прибыли.
— Дэ-э… Пенс гинею бережет… — прибавил граф, разыгрывавший англичанина.
— Десять тысяч рублей, — продолжал Вокульский, — могут служить основой благосостояния по меньшей мере двадцати семейств.
— Капля в море, — буркнул один из купцов.
— Но можно посмотреть на это и с другой стороны, — говорил Вокульский,
— которая, правда, интересует только капиталистов. Я располагаю
— Вот это да! — прошептал предводитель.
— Это не мой личный капитал, — заметил Вокульский, — он значительно скромнее…
— Люблю таких… — сказал сутуловатый граф.
— Дэ-э… — поддакнул англичанин.
— Упомянутые три миллиона составляют мой личный кредит и приносят мне, как посреднику, весьма небольшой процент. Однако заявляю, что, если бы мы не пользовались кредитом, а платили наличными, доход возрос бы до пятнадцати — двадцати процентов, а может, и более. Так вот, эта сторона дела интересна для тех из вас, господа, кто вкладывает свои деньги в банки и получает низкий процент. Ваши деньги пускают в оборот другие и прибыль извлекают для себя. Я же предлагаю вам возможность употребить капиталы непосредственно в дело и увеличить ваши доходы. Я кончил.
— Великолепно! — воскликнул сутуловатый граф. — А нельзя ли все же ознакомиться с деталями?
— Об этом я буду говорить только с членами нашей компании, — ответил Вокульский.
— Вступаю, — сказал сутуловатый граф и подал ему руку.
— Дэ-э, — процедил псевдоангличанин, протягивая Вокульскому два пальца.
— Почтеннейшие! — отозвался гладко выбритый мужчина из группы дворянства, ненавидящего магнатов. — Вы тут говорите о торговле ситцем, которая нас совершенно не интересует. Но, господа, — продолжал он плаксивым тоном, — зато у нас есть зерно в закромах, у нас хлебное вино на складах, и посредники наживаются на нас самым — разрешите уж сказать — бессовестным образом…
Он оглянулся по сторонам, — группа дворянства, презирающего магнатов, зааплодировала.
Лицо князя, сиявшее скромной радостью, в эту минуту озарилось светом истинного вдохновения.
— Так что же, господа! — вскричал он. — Сегодня мы говорим о торговле тканями, но завтра, послезавтра кто запретит нам совещаться по другим вопросам! Итак, предлагаю…
— Ей-богу, чудо как говорит дорогой наш князь! — воскликнул предводитель.
— Послушаем, послушаем! — поддержал его адвокат, всеми силами стараясь показать, что он в восторге от речей князя.
— Итак, господа, — продолжал растроганный князь, — я предлагаю созвать следующие совещания: одно — по вопросу торговли зерном, другое — по вопросу торговли хлебной водкой…
— А кредит для землевладельцев? — спросил кто-то из группы строптивого дворянства.
— Третье — по вопросу о кредитах для землевладельцев, — сказал князь. — Четвертое… Тут он запнулся.
— Четвертое и пятое, — подхватил адвокат, — посвятим разбору общего экономического положения…
— …нашей несчастной отчизны, — закончил князь чуть ли не со слезами на глазах.
— Господа! — возопил адвокат, утирая нос с умиленным видом. — Почтим нашего хозяина, великого гражданина, славнейшего из людей…
— Десять тысяч рублей, ей-бо… — гаркнул предводитель.
— …вставанием! — быстро докончил адвокат.
— Браво! Да здравствует князь!.. — закричали все под аккомпанемент топота ног и грохота отодвигаемых стульев.
Громче всех кричала группа дворянства, презирающего аристократию.
Князь, не в силах дольше сдерживать волнение, принялся обнимать гостей; ему помогал адвокат, целуя всех по очереди и без стеснения проливая слезы. Несколько человек окружили Вокульского.
— Для начала даю пятьдесят тысяч рублей, — заявил сутуловатый граф. — А на будущий год… посмотрим…
— Тридцать, сударь… тридцать тысяч рублей, сударь… Весьма, сударь, весьма! — прибавил барон с физиономией Мефистофеля.
— И я тридцать… дэ-э… — бросил граф-англоман, кивая.
— А я дам в два… в три раза больше, чем… дорогой наш князь! Ей-богу! — заявил предводитель.
Два-три оппонента из купеческого лагеря тоже приблизились к Вокульскому. Они молчали, но их нежные взгляды были стократ красноречивее самых чуствительных слов.
Вслед за ними к Вокульскому подошел молодой человек, тщедушный, с редкой растительностью на лице и с несомненными признаками преждевременной изношенности. Вокульский встречал его в театрах, концертах, да и на улице, всегда на самых лихих извозчиках.
— Марушевич, — с приятной улыбкой представился потасканный молодой человек. — Простите, что я так бесцеремонно знакомлюсь и вдобавок прямо обращаюсь к вам с просьбой…
— Я вас слушаю.
Юноша взял Вокульского под руку и, отведя к окну, заговорил:
— Я сразу выложу карты на стол: с такими людьми, как вы, иначе нельзя. Я беден, но одарен хорошими задатками и хотел бы найти занятие. Вы основали торговое общество. Не могу ли я работать под вашим руководством?
Вокульский пристально поглядел на него. Предложение, которое он услышал, как-то не вязалось с потасканной физиономией и неуверенным взглядом молодого человека. Вокульского покоробило, но он все же спросил:
— Что вы умеете? Какая у вас специальность?
— Специальности, видите ли, я еще не выбрал, но у меня большие способности, и я могу взяться за любое занятие.
— А на какое жалованье вы рассчитываете?
— Тысячу… две тысячи рублей… — ответил юноша в замешательстве.