Кукольник
Шрифт:
Я уже раскаивался в том, что заговорил со стариком.
– Нет, нет, отчего же, - возразил тот неожиданно сочным голосом. Присаживайтесь, молодой человек. Ведь вы именно за этим подошли?
Я хотел энергично помотать головой. Я хотел выкрикнуть: "Нет! нет! совсем не за тем!" Но вместо этого я послушно присел на краешек красного пластмассового креслица, тоскливо предчувствуя неприятный, тягостный разговор. Я чувствовал, что подпадаю под власть этого странного старика, впившегося в меня своими серыми глазами-моллюсками. Я не смел шелохнуться под его взглядом.
– Девочка?
– переспросил старик, с легкой гримасой брезгливости на худом вытянутом лице придвигая к себе бумажную тарелку.
– Вы подумали, что это - девочка?
Я непонимающе взглянул на него.
– Вы подумали, - с напором повторил старик, отпихивая тарелку, - что ЭТО - девочка? Какая гадость!
Последние слова относились к растерзанной курице.
– Никто!
– с горечью воскликнул он, - никто не может отличить ее от настоящей!
Он налил себе из бутылки и тут же с отвращением оттолкнул от себя бокал, выплеснув красное вино на пластик стола.
– Выслушайте меня. Выслушайте меня, и вы все поймете.
Мне вовсе не хотелось выслушивать его старческие признания, но я не мог ничего поделать с собой.
– Если хотите, я покажу вам справку, что я не сумасшедший, - начал он, - хотите?
– Старик полез во внутренний карман своего пиджака, но вместо справки достал из него костяную расческу и принялся оглаживать ею свои жидкие седые волосы.
– Ну, похож я на сумасшедшего?
– спросил он, пряча расческу и жадно ощупывая меня глазами-слизняками.
Я неопределенно покачал головой.
– Так слушайте!
– воскликнул он.
– Я кукольник. Кукольник. Вы понимаете, что это такое, молодой человек? Нет, я вижу, вы не понимаете! Вы даже представить себе не можете, что это означает. Это власть. Вы берете любой материал: пучок соломы... сломанный карандаш... рваную тряпицу... и делаете из него маленькое чудо. Даже если ничего не оказалось у вас под рукой... какая безделица! настоящий мастер не остановится ни перед чем! смотрите!
– он схватил себя за длинные, тонкие пальцы и принялся с хрустом ломать и сплетать их в узлы. Мне показалось, он вывихнул себе все суставы, но когда он закончил свою невиданную лепку, я едва не вскрикнул от удивления: маленькая купальщица, стыдливо прикрывая наготу локтями, предстала передо мной. Тут же она распалась, и перед моим лицом опять замелькали бледные артистические пальцы гениального кукольника.
Старик продолжал:
– Видели бы вы мою мастерскую! глубокий подвал каменного средневекового дома... тяжелые бордовые драпри по стенам... всенощные бдения при ярких свечах... Я всегда работал при свечах. Я изготавливал кукол для детских театров и для частных коллекций... Ко мне приезжали со всего мира истинные знатоки и ценители кукол... Я был счастлив. Счастлив, пока в моем подвале не появился этот ужасный человек с большим кожаным баулом. Он назвался детским хирургом, и он принес мне мертвую девочку.
При этих словах я вздрогнул и невольно взглянул на девчушку за его спиной: она сидела на корточках, с любопытством нас разглядывая.
Старик схватил меня за руку и, припав ко мне, горячо зашептал:
– Вы правильно все поняли, молодой человек... Эта девочка была его единственной дочерью. Он оперировал ее, и она умерла под его скальпелем. Понимаете? Он пришел ко мне, чтобы я вернул ей видимость жизни... чтобы я сделал из нее куклу... говорящую куклу... Это он! он задумал чудовищное оживление! Обмануть... обмануть свою старуху мать - вот что замыслил этот безумец! Он оставил мне задаток и обещал прийти назавтра утром.
– И что же вы?
– через силу спросил я.
– Что я?
– горестно повторил старик.
– Я выполнил его желание. Не будь я кукольник, если я не вложил в эту работу всю душу! Едва отец девочки оставил меня, я принялся за дело: положил голое тельце на стол для бальзамирования, обмыл его холодной водой и острой бритвой провел длинный надрез вдоль левого бока, от нижнего ребра до тазовой кости. Через этот надрез я вытащил легкие, желудок, печень и кишочки. Взамен я вставил туда часовой механизм. Он заполнил все пространство грудной клетки и брюшной полости. Вскрыв черепную коробку, я заменил головной мозг на механизм, регулирующий вращение шеи и глазных яблок. Крошечный рычажок управления я вывел на затылок, защитив его хитроумной крышечкой и замаскировав волосиками. Скажу, не хвастая, мне удалось сделать невозможное: я добился сохранения всех жизненных соков мумии, благодаря этому она и выглядит совершенно как живая. Была глубокая ночь, когда я стянул края надреза вместе и зашил его суровой ниткой. Мертвая девочка лежала передо мной на столе, такая же недвижная, как и в самом начале. Но теперь... стоило мне повернуть потаенный рычажок у нее на затылке, и она оживет... откроет глаза... произнесет свои первые слова... Произнесет ли? Внезапное сомнение охватило меня: а вдруг все мои расчеты окажутся неверными и она даже не пошевелится? Плохо соображая, что я делаю, я отыскал брошенный в угол баул, на дне которого валялась скомканная одежонка девочки, натянул на голое тельце трусики и платьице, обул ножки в сандальки и, посадив девочку на столе для бальзамирования, повернул рычажок. Ничего не произошло. Я отпустил ее - она продолжала неподвижно сидеть передо мной, свесив ножки с высокого стола. Она и не думала оживать! Я представил себе, каким будет лицо ее отца, когда он поймет, как жестоко ошибся во мне, и громко засмеялся. Стоя посреди мастерской, я хохотал, как сумасшедший. Затем, обессиленный, свалился на лежак и впал в оцепенение. Сколько я проспал? Не знаю. Придя в себя, я сразу взглянул на стол для бальзамирования. Стол был пуст. Я обошел всю мастерскую... я заглядывал за драпри... я обыскал все кладовые и чуланы... девочки нигде не было. Меня окружали только бездушные фарфоровые куклы с мертвыми улыбками на мертвых губах. Они словно бы издевались надо мной. Тогда я схватил большой молоток, которым насаживал шестерни на ось, и принялся крушить то, что еще совсем недавно составляло мое счастье... Я поранил руку фарфоровым осколком, и это немного отрезвило меня. Пока я заматывал руку тряпкой, на лестнице послышались тяжелые шаги; я торопливо спрятался в кладовую и через приоткрытую дверь увидел, как в комнату входит отец девочки. Он огляделся, громко чертыхнулся и бросился к телефону. Из его разговора я понял, что он решил, будто бы я сбежал с его дочерью. Через знакомого психиатра он вызвал бригаду для поимки опасного больного. Так он выразился. Он объявил меня сумасшедшим! Когда за высоким окошком прошумела отъезжающая машина, я выскользнул из своего укрытия, сунул в карман все свои наличные деньги и, поднявшись наверх, задними дворами вышел на улицу. Я оставил дом и отправился на поиски своей девочки. Много дней прошло, прежде чем я случайно увидел ее издалека. Я позвал ее, но она даже не подошла ко мне. Ведь кто я был для нее? незнакомый старик, обросший щетиной. Я хотел догнать ее, но она словно бы играла со мной: то подпускала поближе, то отбегала на несколько шагов. Это преследование продолжалось еще несколько дней. Наконец мне пришло в голову, что ее пугает мой внешний вид; я зашел к парикмахеру, сменил одежду в супермаркете и стал совсем другим человеком. Моя девочка дожидалась меня у дверей, она словно бы уже привыкла к моей постоянной близости и не могла обходиться без нее. Кроме того, пришла пора заводить механизм. Да и некоторый ремонт ей бы не помешал. Понимаете?
– Старик усмехнулся.
– Вот так я и гоняюсь за ней по всему городу. Она хитрая... никогда не подпускает меня ближе, чем на несколько шагов... не верит мне. Вот смотрите, - он наклонился и поманил девочку пальцем. Девочка испуганно покачала головой.
– Видите?
– удовлетворенно произнес старик.
– Я же говорил вам, что она нуждается в ремонте. Всего-то и почистить несколько шарниров... там, на шее, под волосиками, у нее есть такая маленькая крышечка... о, совсем незаметная: я хорошо знаю свою работу... пара шурупчиков... пружинка...
Старик, как гусь, взглянул на меня боком.
– Эге, - сказал он, - похоже, вы мне не верите. Вы думаете, что перед вами живая девочка... премиленькая... с тонкой, мягкой, шелковистой на ощупь кожицей... вы думаете, что внутри у нее бьется маленькое теплое сердечко, посылающее кровь в ее слабенькие ручонки и ножки... ее взгляд кажется вам таким чистым, таким выразительным... Уверяю вас, вы ошибаетесь! Кукла! противная кукла! Все конечности - на шарнирах... глаза - обыкновенные стекляшки... Неужели люди настолько слепы, что не замечают подделки? Я устал, молодой человек... я устал обманывать... я ненавижу свою работу! Я ненавижу свою профессию! Помогите мне! Она нуждается в чистке, в ремонте. А я уже стар, я не могу угнаться за ней. Вот если бы вы... вы молоды, сильны... ведь вы не откажетесь помочь бедному старику? Всего-то и нужно, что подержать ее, пока я починю неисправность. Ну, что же вы?
Пока он говорил, с девочкой начало происходить что-то неладное. Она застыла в неестественной позе... побледнела... ее взгляд остановился... большие карие глаза остекленели... Это были все признаки приближения так называемого petit mal, малого эпилептического припадка, слишком хорошо знакомого мне, чтобы я мог ошибиться!
– Ну, что же вы?
– повторил старик.
– Живее!.. Держите ее!
Я послушно, хотя и против желания, встал с кресла и направился к девочке. Она сидела передо мной на корточках без малейшего движения, с открытыми стеклянными глазами. Я наклонился и подхватил ее на руки; я держал ее под мышки и под колени, чувствуя, как напряжено ее маленькое тельце; оно было твердым и упругим. Если бы старик не раскрыл мне глаза на истинное положение дел, я бы и вправду подумал, что все мышцы этой девочки свела клиническая судорога, характерная для petit mal.
– Кладите ее вот сюда, - сказал старик, одним движением руки смахивая со стола бумажную тарелку с курицей, зеленую пластмассовую вазочку и бутылку вина. Бутылка с треском разбилась о плитки пола, обдав его белые брюки красными брызгами, но он не обратил на это никакого внимания. Переворачивайте на живот... оттяните воротничок... Отлично!
Он дернул обеими руками, чтобы рукава не сковывали движений. В левой его кисти тускло блеснул столовый нож.
– Если бы вы знали, какое это удовольствие, - управлять своими куклами, - сказал он, - дергать за ниточки... заставлять их плясать и кривляться по твоей прихоти!