Кукольник
Шрифт:
— Это я понял. — Говорить с кустами было непривычно. — Какой смолкой?
— Липучей!
Из кустов, сияющий и исцарапанный, выбрался мальчишка лет семи. Правой рукой он держал здоровенного жука-скорняка, крайне недовольного таким обращением. Сдавив жуку брюшко, юный советчик подставил палец к той стороне жука, которая находилась дальше всего от головных «ножниц»: роскошных, с королевскими зазубринами.
— Смотрите, синьор!
Карл Эмерих не успел вмешаться. Прыгнув к платформе, мальчишка молниеносно измазал «жучиной смолкой» отклеившийся край гематрицы
«Приехали, — оценил Карл ситуацию. — Жизнь наладилась. Неумолимо».
— Красотища! — Без церемоний выкинув жука обратно в кусты, мальчишка забрался на платформу, не ожидая приглашения. — А вы, синьор, меня за это подвезете. И дадите рычаг подергать.
— Тебе куда?
— В Рокка-Мьянму! К тетушке Фелиции!
— А ты уверен, что мы сможем поехать к тетушке Фелиции?
— А то!
В доказательство мальчишка пнул рычаг босой ногой. По счастью, не очень сильно — тронувшись с места, платформа раздумала набирать скорость, проехала метров десять и остановилась.
Карл отметил, что шла платформа тихо, без звука, как послушная девочка рядом с матерью.
— Ну ты гений… — Тремя прыжками он догнал «кабриолет», забрался в кресло водителя и взялся за рычаг с твердым намерением оградить управление от пинков малолетнего умника. — Тебе повезло, нам по пути.
— Это вам повезло, синьор…
Они миновали плантацию древовидных медоносов, обвитых плющом-сладкоежкой. С плетей свисали лазурные гроздья цветов. Над плантацией кружили птицы, истребляя орды бабочек. Как знал Карл из туристического справочника, от скуки прочитанного в зале ожидания, трижды в год плющ обрывается здешними крестьянами и идет в давильню. А из полученного сока делается крепкий алкоголесодержащий напиток с легкой примесью галлюциногенов.
Напиток широко рекламировался в кафетериях космопорта.
Пробовать его Карл не рискнул.
— Как тебя зовут, парень?
— Лючано. Лючано Борготта. А вас, синьор?
— А меня — Карл Мария Родерик… Короче, зови меня синьором Карлом и не ошибешься.
— У вас тут наша кукла, синьор Карлос…
— Хорошо, пусть будет Карлос… Постой-ка! В каком это смысле: ваша?
Карл обернулся через плечо. Случайный попутчик успел без спросу распотрошить его сумку и сейчас держал в руках марионетку, купленную Эмерихом в лавке поблизости от космопорта. Марионетка изображала комичного брамайна: голого, смуглого, бородатого, в набедренной повязке.
Гематрическая печать на коромысле марионетки, если дать ей один щелчок, приводила нити в движение, вынуждая куклу двигаться в танце. Два щелчка, и марионетка замирала без движения. Простенькая, дешевая гематрица, с ограниченным комплексом задач. Для игрушки — в самый раз.
Карл собирался подарить смешного брамайна одной капризной дамочке, чьей благосклонности добивался давно, с переменным успехом. Дамочка любила такие штуки.
Впрочем, у него на куклу были еще и особые виды, ради которых «синьор Карлос» и предпринял путешествие в Рокка-Мьянму, пользуясь вынужденной задержкой.
— Ну, наша. — Мальчишка потряс куклой, словно это все объясняло. — Я вам точно говорю, синьор Карлос: наша, и никаких смыслов…
Нити злополучного брамайна свисали из кулака нахала.
— Эта кукла моя, — медленно, словно говоря с умственно неполноценным, сообщил Карл, стараясь вполглаза следить за дорогой. — Я купил ее в лавке. У торговца. Заплатил деньги, и все такое.
— Эта кукла наша. — Мальчишка кивнул невпопад, как если бы соглашался. Прядь иссиня-черных волос упала ему на лоб. — Мы ее сделали. Тетушка Фелиция и я. А вы ее купили. Сначала мы ее сделали, а потом уже вы ее купили, синьор. Поэтому она сперва наша, а после — ваша. Вы не бойтесь, я не стану ее у вас отбирать. Я ради правды.
— А я и не боюсь. Говоришь, тетушка? А кто твои родители?
— Сирота я.
Ответ юного умника прозвучал с исключительным равнодушием. Чувствовалось, что к сиротской доле Лючано привык и особых неудобств не ощущает.
— Мамаша родами умерла, я ее и не знал-то вовсе. А папаша на шняге летал, на «Крошке Сьюзен», вторым пилотом. Контрабанду возил: табак, жженку, «горячие пальчики». С кем надо, не поделился, его и зарезали в прошлом году. — Лючано почесал в затылке и подвел итог: — Хорошо, что зарезали.
— Хорошо? Почему?
— Так он ведь граппой нальется по самые уши и задницу ремнем порет…
Остановив платформу, Карл повернулся к мальчишке. Возможно, подумал он, судьба решила возместить мне часть моральных убытков, связанных с задержкой рейса. Исцарапанный болтунишка Лючано — это шанс не тратить лишнее время на поиски изготовителя марионеток, опрашивая всю деревню и натыкаясь на врожденную скрытность крестьян, родившихся и выросших в глухом захолустье.
— Ты — невропаст?
— Кто? — обиделся мальчишка. — Сами вы, синьор…
— Нет, ты меня неверно понял!
— Верно я вас понял. Вернее некуда. Пустите, я слезу… лучше пешком дойду…
— Да погоди ты, дурила! Ты умеешь ею управлять? Марионеткой? Если покажешь мне, как это делается, я дам тебе флорин. Целый флорин, а?
Теперь уже мальчишка, забыв, что собирался оставить платформу и топать пешком, смотрел на Карла как на умалишенного.
— Я не вру. Покажешь, как управлять куклой, и я дам тебе флорин. Честное слово.
Вместо ответа Лючано перехватил брамайна за коромысло, звонко щелкнул по гематрице — и кукла затанцевала.
— Давай флорин, — сказал маленький прохвост.
— Так я и сам могу. — Карл кинул ему монету. Денег было не жалко. Жалко было, что мальчишка его обманул, сам того не желая. — Так любой может. Мне бы по-настоящему, без печати. Чтоб невропаст… гм-м-м… Чтоб кукольник за нити… Эх ты, хитрец!
Лючано с сочувствием шмыгнул носом.
— А-а… Нет, синьор, за нити я не умею. Тетушка Фелиция умеет. А меня не учит: говорит, никому это теперь не нужно. Хотите, я познакомлю вас с тетушкой? Она вам покажет. Вы ей дадите за это флорин, а мне еще четверть флорина, за расторопность.