Куликовская битва. Поле Куликово
Шрифт:
– Сладкая…
Мужики с удивлением и робостью следили за осанистым человеком с властными ухватками, который так ловко делал крестьянскую работу своими белыми руками. Лишь парень тянулся к коню, глупея от восторга.
– Экой красавец! За такого небось всю деревню нашу купить можно.
– Можно, - Димитрий улыбнулся наивности парня: за такого коня можно купить боярскую вотчину. Однако дикий и странный век - человека ценят дешевле животного, хотя всякое богатство создается его руками, и без человека ничто не имеет цены. А людей так мало! "Может, оттого не ценим холопов, что достаются они нам вроде как воздух и вода, да и сами считают себя всей жизнью обязанными господам, потому что те родились господами, а они - рабами. Но ведь скорее все наоборот. И если кто-то однажды объяснит им это?.." Димитрию стало не по себе.
– заставляет московских государей укреплять на местах власть служилых бояр, навязывать свою волю не только удельникам, но и великим русским князьям? Разве не понимает князь Димитрий, что вовсе не вспять двигалась Русь, когда ослабела власть киевских государей и на месте единого великого княжества образовалось множество самостоятельных уделов? Для всей-то Руси то было благом - быстро вырастали новые города в лесной глуши, обживались новые земли, развивались на них ремесла и торговля, равноправнее становились отношения славянских племен. Бурная жизнь растекалась вширь по русским просторам, и хотя княжеские усобицы были немалым злом, новый человек появлялся, раскрываясь во всей силе и мощи, - не слепой муравьишка, не безответный раб государя, но господин жизни в своем краю с обостренным чувством достоинства и чести. И этот новый боярин, удельный князь не щадил ни себя, ни подданных, стремясь обустроить и укрепить свои владения. Может быть, какому-то высшему разуму ценой распада единого государства нужно было разбудить новые силы, дремавшие в его народе, и как знать, не сами ли по себе они вновь слились бы, набрав мощь и проложив свои пути к одному руслу? Но в такой-то момент и нагрянула страшная беда. Те новые силы и теперь прорастают по всем уделам и великим княжествам, а жестокое ордынское иго душит их, топчет по одиночке. Значит, нужна единая воля, сильная рука, которая собрала бы княжества, даже вопреки желанию иных государей и их подданных. Сейчас, когда враг угрожает существованию Москвы, к которой тянутся ростки сил народных, особенно необходимы такая воля и такая рука. Потерять Москву - потерять надежду, может быть, навсегда… Хотя бы на время войны с Ордой получить великому князю царскую власть!.. Но коли и царей рождают жестокая нужда и сила, то нужда уж есть. Силу он будет искать в преданных боярах да в этих вот мужиках, с которых запрещает драть последнюю шкуру. Знают ли они о том?..
– А што, мужики, нужна ли нынче вся эта жатва?
У крестьян раскрылись рты.
– Слыхали небось вести-то? Пусть уж лучше осыплется хлеб, нежель татарин им лошадь свою откормит для новых разбоев.
– Вон ты о чем, мил человек, - широкобородый нахмурился.
– Как не слыхать? А князь нашто с войском? Не пустит он Мамая.
– Хватит ли сил у князя на всю-то Орду?
– Не хватит - нас позовет. Мы уж и топоры наточили. Хоть нынче в поход.
– Хоть нынче?
– Димитрий сверлил мужика упорным взглядом.
– А как же хлеб? Останутся бабы да мальцы, тогда уж точно половина осыплется.
Мужик выдержал взгляд.
– Ты, мил человек, не пытай меня глазищами-то. Што-то не пойму я тебя. Речь вроде нашенская, да не по-русски говоришь. Рожь осыплется - новую вырастим, до того на мякине перебедуем, нам не впервой. Но коли головы крестьянские от ордынских мечей осыплются, ничего уж не вырастет на наших полях. Да ты кто?
– Стало быть, хоть нынче в поход?
– повторил Димитрий.
– Вестимо дело.
– И ты готов?
– спросил парня.
– Я себе уж меч сладил из засова анбарного. Закалил у кузнеца - гвозди рубит.
Димитрий засмеялся, покосился на унылого возницу:
– И ты?
– А я што, нерусь, што ль?
Димитрий взялся за луку, он заметил, что от леска полем скачет его охрана: выследили, черти! С седла приказал:
– Так нынче же и готовьтесь в поход. Старосте передайте: от боярина вашего повеленье не задержится.
– Да кто ты?
– изумленно крикнул широкобородый.
– Великий Московский князь…
Гнедой скакун птицей уносил всадника в простом воинском плаще навстречу княжеской страже. Мужики попадали на колени, но этого уже совсем не требовалось…
В тот же день из Москвы по всем дорогам полетели гонцы. Едва достигали они ближних городов и волостей - оттуда во все стороны, как искры от удара кресала, разлетались новые вестники, вызывая пожар всерусской тревоги.
На допросе у великого князя пленный сотник повторил почти слово в слово, что сказал Тупику. Но держался смиренно - то ли имя Димитрия на него подействовало, то ли неволя уже положила на него свою печать, то ли его, степняка, поразил грозный вид кремля - крупнейшей по тому времени европейской крепости. Московским деревянным теремам по роскоши и блеску было далеко до золоченых ханских дворцов в Сарае, построенных мастерами, согнанными из множества стран, но стены и башни кремля подавляли всякого недруга. Кремль в военное время мог вмещать не только жителей посада, но и все население Московского княжества. Огромное войско Ольгерда, однажды заставшее князя врасплох, увидело перед собой пустую землю и, натолкнувшись на мощную крепость, побежало назад от кремлевских стен, когда из подчиненных Москве земель двинулись собранные полки.
Ни словом не заикнулся теперь Авдул об измене русских князей. Допрос шел в присутствии Бренка, Боброка, Владимира Серпуховского, окольничьего Вельяминова и бояр, сотник опасался, что кто-нибудь из тех, кого он назовет, находится здесь. После нескольких дней неволи Авдулу хотелось жить. Для начала просто выжить. Когда же Тупик напомнил ему слова о существующем якобы заговоре против Москвы, сотник угрюмо ответил:
– Я так в Орде слышал.
– От кого?
– спросил Димитрий.
– Многие говорили. Я сам отряжал охрану послов в Литву и Рязань.
– Еще куда были послы?
– О том надо спрашивать Мамая. Я простой сотник.
– Не такой уж ты простой, - усмехнулся Димитрий.
– Когда я был в Орде, ты стоял на страже в ханских покоях. Аль забыл?
Авдул съежился. Неужто у Димитрия такая цепкая память?
– Воин сменной гвардии знает больше тысячника, - продолжал князь.
– А сотник сменной гвардии знает больше темника.
Молчаливый синеглазый Боброк покачал головой:
– Так вон какого гостя залучил к нам Васька Тупик!
– Положим, все дела Мамаевы тебе неведомы. Но откуда были послы к Мамаю в последние дни, ты знаешь.
– Были от Тохтамыша, Тимура, Ягайлы и Ольга.
– Государь, - князь Владимир блеснул из-под густых бровей стального цвета глазами.
– Клевета - дело страшное. Надо предупредить князей, штоб головы не теряли, коли слухи до них какие дойдут. Да повелеть бы нашим людям - пусть слушают, о чем болтают бродяги, кои от Половецкого поля идут. Татары мастера смущать народ.
– Примем меры, - спокойно сказал Бренк.
Авдул спрятал ухмылку: ему показалось - князья не поверили и той малой правде, что была в его словах. Тем хуже для них.
– Придет ли Тохтамыш на помощь Мамаю?
– Того не знаю. Но думаю - не придет. Тохтамыш Чингизовой крови. Он не любит Мамая.
– Что говорят в Орде о силе Тохтамыша?
– Он был слабым ханом, но теперь его поддерживает Тимур.
– Что об этом говорят в Орде?
– Говорят, Тимур опасается Мамая. Разгромив Русь, Мамай станет самым сильным ханом. Даже сильнее Тимура.
Князья и бояре переглянулись.
– Значит, Тохтамыш и Тимур желают Мамаю поражения?
– Чего они желают, им лучше знать. Но я думаю - так. Однако Мамая победить нельзя - Золотая Орда ему предана.
Димитрий посуровел.
– Все ли тумены Мамай смотрел сам?
– При мне он смотрел девять туменов. Войско вассалов смотрят его мурзы.
– Что показал смотр? Так ли сильны тумены Орды, как при Батые?
– Смотр показал: войско готово к большому походу, тумены сильны, как никогда прежде. А при Батые я не служил, - сотник криво ухмыльнулся.