Культпоход в Кремль
Шрифт:
Но молодость, как всегда, взяла свое, и мы избежали погони, счастливо попав на последнюю электричку до Москвы, радостно обсуждая случившееся. Владимир К. в 1987 году умер в казенной больнице от затяжной болезни, чуть-чуть не дожив до своей посмертной славы, Вадим Б. погиб у так называемого Белого дома в дни называемого так Второго коммунистического путча 1993 года. Я, родные, как видите, пока еще временно живой, как и все остальные жители Планеты. Как и все вы, родные...
3.
– То есть я, конечно же, все знал, но соображал весьма смутно, как следует проникать в Кремль. Потому что в последний раз я был там с отцом в 1958-м, когда СТАЛИ ПУСКАТЬ... С билетом, без билета? Не помню. Помню, отец был в тапочках на босу ногу, потому что страдал от мозолей. Видели Царь-пушку, Царь-колокол и Спасские ворота. Другие разы не считаются. В студенчестве был пьян до посинения, с девушкой вышел со встречи Нового года 1968-го, где все валялись на полу, а она мне не дала. Вместо этого гуляли по ночной Москве, дошли от площади Восстания аж до Кремля, куда, естественно, не пустили. Другой раз актеры какие-то тоже пьяные везли среди ночи в 1978-м, один купил подержанную машину, обмывали, сдуру завернули в Кремль через Боровицкие ворота. Охрана очень смеялась, но ментам не сдали. В 1988-м тоже
Вскоре после этого и ОНА мне позвонила, известный театральный критик, ударившийся в политику. Хорошо писала, пользовалась уважением в обществе демократов. Знаете, как бывает, - из дому только хочешь выйти, телефонный звонок. Раз звонок, два звонок. На третий раз она звонит, уважаемая, никогда раньше не звонила. Мы, говорит, составили письмо против фашизма и коммунизма. Здравствуйте, очень рад. Я вам сейчас его прочитаю. Письмо длинное, против фашизма и коммунизма. Слышно плохо. Спешу. Конечно, говорю, ставьте мою подпись, какой разговор. Спасибо. Потом читаю в "Известиях" текст сильно другой, против фашизма много, против коммунизма маловато. Ладно, думаю, будет урок лоху, чтоб не лез, куда не надо. Однако и методы, думаю, у новых-то, понимаешь, - читают одно, подписываю другое... Ладно, если надо для неокрепшей демократии, то годится, хотя и нехорошо, стыдно влипать в глупости под влиянием либеральной жандармерии из Салтыкова-Щедрина и текущей жизни.
Неделя проходит, звонят из Кремля, мы вас приглашаем в Кремль на встречу интеллигенции с Борисом Николаевичем. Понятно каким. Присылают приглашение к девяти часам утра на завтра. А я вечером выпивать взялся, друзья пришли, кто - не помню. Полночи кутили, просыпаюсь с похмелюги, старый стал, столько уже пить не могу, пью редко. Смотрю на часы - ба! На троллейбус сел около метро "Динамо" и в Кремль поехал. Однако порядки теперь такие, что троллейбуса сначала долго не было, потом только до Центрального телеграфа доехал этот троллейбус, и водитель сказал, что дальше троллейбус будет заворачивать влево. Ладно, пешком иду мимо "Националя", где рядом учился на Манежной в Геологоразведочном им. Орджоникидзе С., а теперь Церетели З. зверей и конусов понаставил там в аккурат моих бывших окошек, на той самой площади, которая тогда именовалась "60 лет Октября", того самого, естественно. Иду, естественно, в Спасские ворота, что помню с детства и которые раньше всегда показывали до эпохи телевизоров в киножурнале "Новости дня", именуя их Главными Воротами Кремля. Пропуск показываю менту-ГБшнику, не туда, говорит, идешь, дуй через какие-то другие ворота, название назвал, но я не помню... Стену обогнул, где вечный огонь Неизвестного солдата, вижу - опять попадаю в непонятное, а времени уже 8.57. Нехорошо опаздывать потному человеку. Наконец нашел какой-то лаз в кирпичной стене правее Мавзолея, где Лукич который год в одиночестве скучает. Сюда, говорят, гражданин, пожалуйста, и честь мне отдают под козырек. Пушка-Царь, Колокол-Царь, Борис Николаевич, где ты? А вот и вход, ступени стертые, стены желтые, а гэбухи-то, гэбухи - невидимо-видимо!.. Защитники теперь. Стало быть, неокрепшей демократии, а вовсе не злодеев-коммуняк... И все молодые, в черных костюмах, строгие такие, поросята! Вы почему, говорят, опоздали?
Потому что транспорт, говорю, херово ходит, отвечаю. Взглядом буравят, но сдерживаются ввиду неокрепшей демократии. Уже началось, говорят. Борис Николаевич уже говорит. Так я зайду, хорошо? Как вы так зайдете, когда он уже говорит? А так и зайду, сяду сбоку и буду слушать, что он говорит. Да вы понимаете ли, что он УЖЕ говорит. Тогда - ну вас, сержусь, я тогда домой пошел, а то транспорт плохо ходит, а виноват в этом, видите ли, опять я. Так и скажу потом Борису Николаевичу - зачем тогда позвал, если сами же не пускают. Скандал? Тут старшой бежит, тоже в черном костюме, костюмы у всех хорошие, модные, наверное, я от моды совсем отстал. Господин, не волнуйтесь, говорит, сейчас телевидение закончит снимать, наступит пауза, и вы войдете. А я и не волнуюсь, я ж - обыватель, я думаю - скорей бы домой да пивка выпить. Тут и двери распахнулися высокия да широкия, телевидение жопами ко мне выкатывается, камеры "Бетакам" на плечах держа, как бойцы Четвертой власти. Я и прошмыгнул меж них, как мышь или другое какое мелкое животное.
А стол круглый бо-о-льшой такой, я таковых и не встречал в прежней своей несознательной жизни. По правую руку Бориса Николаевича уважаемая критик сидит, которая мне звонила, а по левую - сам дядя Жора, который меня из Союза писателей за идейно-ущербную незрелость альманаха "Метрополь" выгонял, а теперь тоже оказался, ко всеобщей радости, сильный демократ. Ах, ядрит твою налево, думаю, Феликса Феодосьевича Кузнецова только не хватает! Но и другие лица тоже замечаю, Булат Шалвович Окуджава, тогда еще живой... Еще один актер известный, который раньше в комедиях подлецов играл, а теперь тоже обеспокоен общим рвением, теперь тоже депутат со значком. Академик Лихачев своею собственной персоной. И еще всякие почтенные личности: полугениальный режиссер хороший, три фильма снял, а на четвертый денег нету и обстановка нервная. И вообще, зря я так, людей очень много славных там было из разных слоев того бывшего общества, которое их к пирогу не всех пускало, зато "теперь в стране невиданные перемены, а демократия снова в опасности".
Это, последнее, уже Борису Николаевичу все говорят, а он слушает внимательно, хотя и не записывает. Жаль, не помню, что он сам сказал, хороший оратор. Помню, когда его в начале конца перестройки коммуняки тараканили, народ вываливает из подземных поездов в метро "Теплый стан" с карманными магнитофонами, включенными на полный звук, а там его речь, которую он произнес только что на митинге, в центре. И плакат люди несут:
"С НАМИ ЛИДЕР ОТВАГИ
БОРИС НИКОЛАЕВИЧ..."
Но это я снова назад скаканул, в 1987-й, что ли? Или в 1989-й, когда весной военные машины с военными солдатами стояли по всей ул. Герцена (ныне Б.Никитская, видите ли) прямо от (надо же, опять) площади Восстания через ЦДЛ до Никитских ворот, где теперь новый памятник Пушкину с Натали зафиндилили по случаю 200 лет юбилея, деньги некуда девать, так дайте мне. Дядя Жора взволнованно говорит: Борис Николаевич, интеллигенцию серьезно тревожит нарастание фашизма-антисемитизма, знаете ли Вы, что в открытую выходят фашистско-антисемитские газеты, вот Вам образцы. Хмурится Борис Николаевич, газеты те подлые видя. И еще один напористо: деструктивные националистические силы создают угрозу фашизма. А про коммунизм когда скажете, думаю? Вдруг Булат Шалвович: меня гораздо больше беспокоит реванш коммунистов, чем такой фашизм. Коммунисты снова распоясались, как будто так и надо. Браво, Булат Шалвович, браво, старый фронтовик! "А мы рукой на прошлое вранье, а мы с надеждой в будущее, в свет. А по полям жиреет воронье..." Другие заверяют Бориса Николаевича, как некогда Партию и Правительство, что интеллигенция, Борис Николаевич, не подведет, всей душой мы на вашей стороне, но в Чечню лезть не надо, потому что болевые точки нужно лечить мирно, в рамках неокрепшей демократии, дескать, хватит крови Вильнюс, Тбилиси, путч один, путч другой. Тут тоже в черном костюме один какой-то, Коржаков-не-Коржаков, Барсуков-не-Барсуков, хрен его знает, кто такой, он Борису Николаевичу нечто шепотом шепчет и на часы показывает. "Дорогие друзья, - это уже Борис Николаевич говорит, и не одышливо, как похоже, перед уходом на пенсию, а крепким звонким голосом крутого мэна.
– Я рад, что вы пришли на эту встречу, и мы сейчас продолжим наш разговор за обеденным столом". Батюшки светы, думаю. Нальют или не нальют? И что же это за атавистический обычай всегда и при всяком деле КУШАТЬ, как будто дома кушать ни у кого нету, как у бомжей?
В Георгиевском зале сидим, где цари пировали из фильма Эйзенштейна "Иван Грозный". Вспомнил: Лену Риффеншталь спрашивают, вам не стыдно было сотрудничать с нацистами? Старуха красивая отвечает: во-первых, я Геббельса видела только один раз, а во-вторых, если Айзенштайну было не стыдно сотрудничать с коммунистами, то почему должно быть стыдно мне? Резонно, вот тебе и "Триумф воли" плюс "Бежин луг". Лакеев-то, лакеев видимо-невидимо в хорошем смысле слова "лакей", означающем "официант". То есть если нас штук сто, то лакеев тоже не менее чем человек девяносто. Бокал синего стекла, рюмочка для водки, бокал белого стекла... Водки налили, а выпить не с кем, что-то смотрят все куда-то напряженно, как неродные, всё Бориса Николаевича глазами ищут... Нашли, он тост произносит за встречу и наше общее будущее. Быстро выпил я водки, думал, тут же еще нальют, не налили. Рыбка красненькая, икорочка, помидорчик, всего помаленьку, ну и хорошо - негоже пировати, братия, когда Отечество перманентно в экзистенциальной опасности и трансцендентальной пауперизации. Налили зато вина "Гурджаани" в бокал синего стекла, немножко. Я выпил, снова налили, я выпил, снова налили, я выпил, а снова-то и не налили. Дядя Жора говорит: а теперь мы хотим поднять наши бокалы за Вас, Борис Николаевич, чтобы - так держать, как говорится, и чтобы против фашизма-антисемитизма за неокрепшую демократию. В Вас, говорит, вся наша надежда... Совершенно правильно, думаю, и хрен с тобой, дядя Жора, что ты меня, пидар, из Союза писателей попер. Раз ты здесь за столом, значит, все не так уж и плохо, если крысы с такого корабля еще не бегут. И все другие тоже - говорят в микрофон все только самое хорошее про неокрепшую демократию, коммунистов поругивают, к моей скромной радости, не люблю я коммунистов, признаться, есть у меня эта извинительная маленькая слабость... Но в основном кричат выступающие-тостующие так: Борис Николаевич! Вы! Борис Николаевич! Вы! Борис Николаевич! Умильно тако мне сделалася неожиданно, видать развезло на старых дрожжах. Добрыми глазами на род людской смотрю. Вижу, что театральный критик-демократка малость тоже поддала по правую руку Бориса Николаевича, строгая и красивая сидит, как моя жена Светлана, сидит да дирижирует выступающими-тостующими. Эх, думаю, дай я тоже что-нибудь ляпну, как русский, что не люблю я, дескать, коммунистов и полностью согласен с дорогим Булатом Шалвовичем, хотя фашисты с антисемитами - тоже те еще говнюки, а страна наша - тоже та еще пока тюрьма, а надо, чтоб была не тюрьма, а дом родной. Крадусь через столы в голова, где дядя Жора мне приветливо улыбается, а критик-демократка говорит: щас дам слово, жди на месте. Я на место и вернулся. Смотрю - опять не налито, а в микрофон все опять - бу-бу-бу да бу-бу-бу. Борис Николаевич! Вы! Борис Николаевич! Тут этот в черном костюме, который Коржаков-не-Коржаков, Барсуков-не-Барсуков, коллеге тоже в черном, генералу тоже, видать, такому же Некоржакову-Небарсукову, шепчет шепотом свистящим злобные слова - ну как эти мудаки не понимают, что ВРЕМЯ ИСТЕКЛО, Борис Николаевич занят, устал, а они все трендят, трендят... Тихо, тот отвечает, интеллигенция же, так что не возникай... ЛИЧНО САМ СЛЫШАЛ ЭТОТ ДИАЛОГ! Так что какое уж тут СЛОВО да и какое может быть от меня СЛОВО, когда ВРЕМЯ ИСТЕКЛО, когда все тут же и сворачиваться стали, потянулись к выходу, расползлися по кремлевским площадям, как раки из произведений писателя Гоголя. "Филя, что молчаливый? А о чем говорить?"
И зачем слова, когда через две недели взяли да и ввели войска Чечню победить за три дня. Посоветовался, называется, с интеллигенцией... И, практически, слава тебе опять получается, Господи, что не вышло мне у микрофона этого позорно засветиться, как шестерке при сдаче новой колоды. Потом прочитал сатирическую заметку в какой-то газете, тоже демократической, но недружелюбной существующему правительству. Называлась она, естественно, "Культпоход в Кремль". Не то от Явлинского, что ли, не то от какой партии-шмартии написали такую ехидную заметку, партейных да бугров нынче опять полным-полна коробушка развелась и все хочут жрать, а толку от них, как от все того же Салтыкова-Щедрина или от Алексея Константиновича Толстого, который правильно выразился - страна, дескать, большая, а порядку в ней нет и не будет. Ладно, чего уж там, все ведь это давно прошло, как с белых яблок дым, а все же обидно мне до сих пор, как тому скульптору Киштаханову, которого не позвали на открытие им же изваянного памятника Ленину в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан...
– Чего тебе обидно? Может, тебе, поросенок, за Державу обидно, как таможеннику Верещагину в "Белом солнце пустыни" или тому из Верещагиных, который нарисовал картину "Апофеоз войны", полную чужих черепов?
Скупо ответил:
– Может, и за Державу...
– Ну, так ты и выпей, если обидно.
– Ну, так я и выпью, если нальешь. Вообще-то я почти не пью.
– Я тоже...
Красновидово под Москвой. Июль 2001