Культурный герой
Шрифт:
— Ты можешь помочь… всем?
Я даже не отвечаю. Ответа не требуется. Там, где только что был Ковчег, тысячи людей сидят на песке. Некоторые поглядывают на часы. Некоторые смотрят на приближающуюся Стену. Большинство не делает ничего. Парень неподалеку чертит прутиком какую-то непристойную картинку или, может, пишет завещание. Парочка целуется. Старик читает газету. Ну куда их всех денешь?
— Нет, — говорю, — не всех.
— А сколько?
— Тебя
Венька пускает пузыри и строит новые стенки.
— Я думаю, — неожиданно говорит Ирка, — Стены на самом деле нет. Она у нас в сознании. Да?
Я пожимаю плечами. Какая разница, в сознании или нет, если через двадцать минут она будет здесь?
— Ну? Решай.
Я поднимаюсь с песка и протягиваю Ирке руку. Она сначала будто бы и не хочет принимать мою помощь, смотрит в сторону. Потом, все так же глядя в сторону, берет меня за руку, поднимается, отряхивает коленки и юбку от песка. Венька набирает полную горсть новопостроенной Стены и протягивает мне:
— Хочешь клубники?
— Хочу, — говорю. — Лучше со сливками.
Венька смеется.
— Я поняла, — отдуваясь, говорит Ирка.
Мы летим над пустыней. Город — черное пятно на желтом — должен бы остаться позади, но все не остается. Он тянется за нами, будто вцепился в корзинку дирижабля скрюченными пальцами и волочится следом. Ирка и Венька сидят на педалях, я — на руле. Впереди встает роскошное белое солнце. Жаль, что половина его скрыта за Стеной.
— Я поняла. Мы тебе просто нужны для ручного труда.
— Ножного.
— Палюбасу. У тебя же не четыре ноги. Ты бы не мог вращать две пары педалей.
— Ты не знаешь, чего я могу, а чего нет.
Половинка солнца подмигивает, как сумасшедший кошачий глаз.
Внизу жарко, а здесь, на высоте, очень холодно, и я набрасываю на плечи Ирки жилет. Это спасательный жилет для утопающих, но из-за прослойки воздуха он и на высоте хорошо защищает от холода. Ирка говорит:
— Не надо. Мне и так жарко. Лучше ему дай куртку.
Венька на педалях стучит зубами. Даже странно, такой здоровый жирный парень, он потеть должен, а не мерзнуть.
Следом за нами летит стая птиц. У птиц свой расчет: они хотят посмотреть, сожрет нас Стена или нет. Если не сожрет, значит, можно лететь дальше. Если сожрет, они успеют развернуться. Вдобавок тогда можно попробовать сожрать Стену. Умные птички. Вообще, в последнее время твари стали намного умнее людей.
— А что там, за Стеной? — Ирка поднимает лицо. Ко лбу ее прилипла прядь
— Не знаю. Я никогда там не был.
— Откуда же ты знаешь, что можешь перелететь через Стену, если никогда не пробовал?
— Я и не знаю. Я вас обманул.
Ирка плачет. Глаза у нее от этого зеленеют, как тоска, но педали она не бросает. Мы поднимаемся все выше, по наклонной, со скрипом, с кряхтением, как старый велосипед, въезжающий на гору.
— Там Вовка, — неожиданно говорит Венька.
— А?
— Там Вовка. Мы должны его спасти, иначе его съедят еноты и тоска. Он всегда был слишком серьезным, положительным. Таких обычно съедают еноты.
Ирка в недоумении смотрит на Веньку. Я пожимаю плечами. Стена приближается.
Когда-то, лет девяносто девять назад, еще до Стены, мы с Максом, Игреком и Старлеем сидели у телевизора. В чем-то это была знаменательная встреча, потому что Макс был поэтом, демократом и вольнодумной богемой, Игрек — ученым, а Старлей — держимордой и нацистом. А я был никем. Лицо века. Объединяло нас лишь пиво: два ящика принесенного мной «Будвайзера» и сорок бутылок «Жигулевского» у Старлея в холодильнике. Не так уж много на четверых, даже если один из них — никто. Комната Старлея была тщательно украшена свастиками и плакатами с белокурыми бестиями, воздевающими к небу татуированные кулаки.
— Вот мы все русские, — рыгнул Старлей.
— Я жид, — меланхолично заметил Игрек.
— А у меня мать из польских дворян, — гордо сказал Макс.
Я глотнул пива и вяло поинтересовался:
— Откуда в Польше взялись дворяне? Ты, Максик, че-то путаешь. Всех польских дворян расстреляли нехорошие жиды-комиссары. Или они к немцам подались, совсем онемечились. Онемечные дворяне. Или онимешные?
Старлей заржал. Он был самым веселым в нашей компании.
— Как бы то ни было, мы представляем страну, — заявил Игрек. — Население. Выборку. Таргет-группы.
— Ты забыл про зайцев и енотов, — добавил я.
— Зайцы, те вообще людоеды. Да и еноты не могут считаться гражданами.
— А я вот слышал, что они подали в Думу петицию. Работают они, как узбеки, а прав никаких. Правительство собирается рассмотреть вопрос о предоставлении енотам условного гражданства.