Культурология: Учебник для вузов
Шрифт:
Духовное инобытийно повседневному. Оно отлично от него, оно противостоит ему. Именно в противостоянии природному, повседневному обнаруживается духовность. Однако в этом противостоянии таится возможность существенных внутренних противоречий психологического свойства. И они могут сказываться на культурном опыте человека. В сфере духовной культуры человек возвышается над эмпирией, внутренне освобождается от зависимостей (материальных, социальных, психических) эмпирического существования.
Духовное преодоление повседневности является индивидуализированным. Повседневность рутинна и безлична. Она может разнообразиться внешними событиями. Один из способов ухода от повседневности может заключаться в организации или провоцировании событий, желательно ярких и наполненных острыми ощущениями. Но чем больше внешних событий увлекают человека, тем менее его бытие является индивидуализированным. Скорее наоборот, человек деперсонифицируется в событиях, которые по своему содержанию и пружинам развития внешни ему.
Без индивидуализации человеком собственной жизни невозможно одухотворение. Неправильно было бы понимать это утверждение в духе индивидуализма. Речь идет о том, что творческая самореализация личности и ее духовное возвышение невозможны на пути простого подражания, пусть даже самым высоким образцам. Так же преодоление повседневности не сводится к обращению к другой повседневности. Рутинная повседневная, или обыденная, деятельность может наполняться некоторым ритуальным содержанием. Ритуализованная повседневность уже не воспринимается столь чуждой, ритуальность сама по себе как бы привносит в повседневность смысл. Но ни человек, ни его повседневность от этого не меняются.
Духовность не просто противостоит повседневности: она выражается в привнесении в повседневность дополнительных, но вместе с тем возвышающих, «предстоящих» ей смыслов. Этим объясняется то, что не во всех своих формах культура духовна. Во всяком случае, не всегда освоение личностью культурных форм как таковых знаменует ее приобщенность к духовности. Это справедливо не только в случаях приобщения к формам массовой культуры и освоения их. «Слепое», неосмысленное воспроизведение высоких культурных образцов также оказывается, как правило, безличностным, неодухотворенным. Одновременно привнесение в повседневность дополнительных смыслов может быть всего лишь формой развлечения, способом разнообразия или тривиализации повседневности.
Одухотворение же предполагает работу, посредством которой происходит возвышение человека над суетой – в себе и в своем окружении, облагораживание повседневности. В этом плане простейшей формой духовного отношения к миру является познание. Не любопытство, не поиск новостей, информации, когда человек растворяется во внешнем. Но отношение к миру сначала как к внешнему, чужому, осваиваемому в его частностях и в целом – путем его определения и осмысления, выстраивания картины мира. Это может быть картина мира «как он есть», как он «открывается» исследователю. Такова классическая парадигма. Это может быть картина мира как он понимается исследователем, конструируется и интерпретируется им в определенных интеллектуальных или прагматических интересах. Такова постклассическая или постмодернистская парадигма познания. Однако в любом случае мир осмысляется, и в этом процессе человек (гносеологически или онтологически) выступает носителем смыслов, привносимых в мир.
Феномен духовности трудно выразить в рациональных понятиях. На это в своих работах обращал внимание Н.А. Бердяев: он писал, что о духе нельзя выработать понятия, но можно уловить признаки духа. В качестве таковых он называл свободу, смысл, творческую активность, целостность, любовь, обращенность к высшему, божественному миру и единение с ним. Следуя этой логике, мы подробнее остановимся на свободе, творчестве, стремлении к совершенству как основных признаках духовной культуры.
7.3. Ценность свободы
Что такое свобода? Ответ на этот вопрос можно уяснить для себя, задумавшись над другими: «Что значит – я свободен?», «Чего мне не хватает для того, чтобы чувствовать себя свободным, чтобы быть свободным?» Как ценностное понятие «свобода» является безусловно положительным. Какое бы понимание свободы мы ни взяли: юридическое (свобода как предоставленность самому себе, «незаключенность»), политическое (свобода как права – слова, собраний, печати, совести и т. д.), философское (свобода воли, действия и поведения), – обретение свободы мыслится как великое благо.
В самом общем смысле свобода – это отсутствие давления или ограничения. Это значение слова отражено в словаре В. Даля: «Свобода – своя воля, простор, возможность действовать по-своему, отсутствие стеснения, неволи, рабства».
Особое ощущение и понимание свободы как отсутствия давления выражается в русском слове, очень близком по смыслу слову «свобода» и нередко употребляемом синонимично ему. Это слово – «воля». Воля – это свобода от рабства, от крепостного состояния, это данный человеку простор в поступках, это отсутствие неволи, насилования, принуждения; это сила, и власть, и могущество; но это – и простор в желаниях.
Социальный ученый и историк Г.П. Федотов (1886–1951) писал: «Свобода для москвитянина – понятие отрицательное: синоним распущенности, «наказанности», безобразия… Воля есть прежде всего возможность жить, или пожить, по своей воле, не стесняясь никакими социальными узами, не только цепями. Волю стесняют и равные, стесняет и мир. Воля торжествует или в уходе из общества, на степном просторе, или во власти над обществом, в насилии над людьми. Свобода личная немыслима без уважения к чужой свободе; воля – всегда для себя. Она не противоположна тирании, ибо тиран есть тоже вольное существо. Разбойник – идеал московской воли, как Грозный – идеал царя. Так как воля, подобно анархии, невозможна в культурном общежитии, то русский идеал воли находит себе выражение в культуре пустыни, дикой природы, кочевого быта, цыганщины, вина, разгула, самозабвенной страсти – разбойничества, бунта, тирании» [1, с. 286].
Не следует обольщаться тем, что Федотов говорит о давно минувших временах. Такое представление о свободе помимо всего присуще и отроческому сознанию вообще, в этом смысле каждый человек так или иначе проходит через понимание свободы как воли, в смысле оторванности от внешнего контроля, предоставленности самому себе. Свобода, понимаемая в первую очередь как воля, обнаруживается отрицательно – как «свобода от чего-то».
Иное понимание свободы – как самообладания – вырабатывается в философии, в рамках морального воззрения на мир. Воля обнаруживается как свобода через обуздание своеволия. В сфере права это – подчинение личной воли общей воле, выраженной в общественной дисциплине, поддерживаемой в первую очередь государственным законодательством. В сфере морали это – сообразование личной воли с долгом. Образно это выражено в известной английской пословице: свобода моего кулака ограничена кончиком чужого носа; в ней речь идет о свободе вообще: свобода одного человека ограничена свободой другого.
Отрицательная свобода, или независимость, предстает, таким образом, уже не как своеволие, а как автономия. Автономия выражается в: а) неподопечности, т. е. в свободе от патерналистской опеки и тем более диктата с чьей-либо стороны, в том числе со стороны государства; б) действиях на основании норм и принципов, которые люди признают как рациональные и приемлемые, т. е. отвечающие их представлению о благе; в) возможности воздействовать на формирование этих норм и принципов (в частности, в порядке публичного обсуждения и законодательной инициативы), действие которых гарантируется общественными и государственными институтами.