Культурология
Шрифт:
Кроме того, история — органична и организмична, поскольку представляет собой способ существования социальной жизни, а социальная жизнь — своеобразный организм. Наконец, история все больше становится телеологичной, ведь ее все больше определяют сознательные усилия человека. Когда Н. Бердяев говорил, что история должна закончиться и ей на смену придет метаистория, то это можно понимать так, что наступит время, когда сознательные усилия человечества действительно будут определять его судьбу и, следовательно, ход истории.
Понимание истории помогают нам конфигурировать, синтезировать различные аспекты и понятия реальности, которые, так сказать, цементируют разнородные ее части. С философско-методологической точки зрения история представляет собой определенный способ конституирования жизни, именно за счет связывания ее с предыдущими и последующими состояниями.
«Подобные ей оценки состояния и перспектив развития культуры, — пишет Л. Ионин, — обусловили идеализацию отношений типа общинных, необратимо уходящих в прошлое, и привели к возникновению концепций культурного пессимизма и к так называемой критике культуры, то есть по существу к критике современности, ведущей якобы к распаду и гибели культуры. Основоположником критики культуры был Ф. Ницше, и эта традиция, иногда называемая неоромантической, дала основания, хотя и косвенным образом, для выводов вполне реакционных, совмещающихся с направлением нацистской пропаганды, активно развернувшейся в Германии после первой мировой войны.
О. Шпенглер, опубликовавший в 1919 г. свою знаменитую книгу "Закат Европы", увидел в цивилизации свидетельство грядущей гибели Запада, "Гибель Запада... представляет не более и не менее как проблему цивилизации... Цивилизация есть совокупность крайне внешних и крайне искусственных состояний, к которым способны люди, достигшие последних стадий развития. Цивилизация есть завершение. Она следует за культурой, как ставшее за становлением, как смерть за жизнью, как окоченение за развитием, как духовная старость и каменный и окаменяющий мировой город за господством земли и детством души, получившими выражение, например, в дорическом и готическом стилях. Она неотвратимый конец; к ней приходят с глубокой внутренней необходимостью все культуры". Для Шпенглера, для Ф. Тенниса и для многих других противопоставление культуры и цивилизации — это противопоставление духовной, идеальной стороны существования технологической и утилитарно-материалистической. К культуре относится все, созданное духом, органическое, творческое, конкретное, к цивилизации — нетворческое, неорганичное, всеобщее...
Парадоксальным образом учение о противостоянии культуры и цивилизации легло в основу обоих существовавших в XX в. версий тоталитарной идеологии. Выше уже отмечалась связь критики культуры с нацистской пропагандой. Ходы мысли, ведущие от критики культуры к национализму, расизму, антисемитизму и прочим нацистским "измам", прослеживаются довольно отчетливо. Так. идеология нацизма, поставив цель покончить с "пагубным" влиянием цивилизации, разлагающей человеческие отношения, сосредоточила все средства пропаганды на том, чтобы противопоставить безликому и бесчувственному космополитизму эмоциональную близость членов рода, нации, расы ("мы одной крови — ты и я ..."), осудить и уничтожить еврейство как символ торгашества и расчетливости, демократию как торжество рациональной процедуры, провозгласив вместо этого принцип фюрерства, согласно которому горячо любимый фюрер воплощает собой идею нации и народа. Затем последовала критика загнивающего Запада, "германская" наука была противопоставлена "западной" науке, германское искусство, воспевающее романтические ценности семьи, народа, расы, оказалось бесконечно выше "вырожденного" абстрактного искусства Запада, отчего последнее подлежало презрению и уничтожению: картины и книги — в огне, художники — в концлагерях» [70. С. 29—31].
Другие авторы иначе трактуют отношение между культурой и цивилизацией, снимая момент отрицания и поглощения культуры цивилизацией. Например, В. Порус пишет, что «цивилизация есть основа культуры в той же мере, в какой культура есть сущность цивилизации. Культура вовсе не пассивный реагент воздействий цивилизации, она способна сбрасывать с себя устаревшие и отжившие формы цивилизации, проектировать новые для осуществления испытанных историческим временем ценностей и идеалов... Общая судьба культуры и цивилизации — взаимная критика. Но критика ради единства, а не ради конфронтации. Исторический опыт защиты от разрушительной конфронтации накоплен: цивилизация направляет развитие культуры в контролируемое русло, но оставляет простор для культурологической деятельности людей; культура создает психологические установки, формирует ожидания, осознанные потребности, осуществление которых позволяет преобразовывать цивилизационные структуры, а не взрывать их хаотически-деструктивными порывами» [125. С. 171—172].
С моей точки зрения, проблема «культура и цивилизация» сегодня переводится в другую, а именно — в вопрос о том, как соотносятся изучение культуры и объектов, включающих культуру, т.е. более широких, или независимых (полностью или частично) от культуры. Например, поскольку культуры сменяют друг друга, необходимо предположить существование более широкого, чем культура, целого, в рамках которого и происходит такая смена и жизнь культур. Имя этого целого известно — Социум и История. Другое целое — новоевропейская личность, хотя и не включает в себя культуру (и даже само принадлежит культуре), тем не менее, в определенном плане может быть независимым от культуры. Например, эзотерическое или эгоцентрическое развитие новоевропейской личности часто превращает ее в целое, слабо или совсем не связанное с культурой, в которой она живет (см. подробнее: [137]).
Глава шестая
ЛИЧНОСТЬ В ПРОСТРАНСТВЕ КУЛЬТУРЫ
1. Характеристика понятий «личность» и «индивид»
Пожалуй, только термин «человек» употребляется в настоящее время столь же широко, как и термин «личность». Чуть реже употребляются термины «индивид» («индивидуум») и «субъект». Но понять, что такое личность, не обсуждая в той или иной мере представления о человеке, индивиде и субъекте, вероятно, невозможно. Еще в средние века Александр из Гэльса писал, что «каждая личность есть индивид и субъект, но только обладание особым достоинством делает субъект личностью» [20. С. 400]; возможно, кому-то больше известна другая формула — «Индивидом рождаются. Личностью становятся. Индивидуальность отстаивают» [15. С. 403].
Если иметь в виду обычную (обыденную) практику мышления и речи, то неразумно требовать строгого определения и употребления указанных терминов и соответствующих им понятий. Но в рамках науки и философии подобное требование, конечно, оправданно. Однако даже в трудах отдельных философов и ученых эти понятия, во-первых, как правило, строго не определяются, в о -вторых, они смешиваются, пересекаются, употребляются и понимаются в разных смыслах. Это понятно, поскольку, с одной стороны, представления о личности (индивидуальности, субъекте) являются базисными, а часто и непосредственными, поэтому и не определяемыми. С другой стороны, цель рационального мышления — постоянно прояснять смысл таких понятий, добиваться ясности и определенности их истолкования.
Но есть и другие причины, заставляющие сегодня стремиться к осмыслению и анализу данных понятий. Чуть ли не на первом месте среди них стоит традиционное требование добиваться строгости и непротиворечивости мысли. Конечно, можно согласиться с тем, что, например, понятие «личность» — многомерное и поэтому оправданы как разные трактовки личности, так и игнорирование (или невольный пропуск) реальных ее свойств. «Многомерность понятия "личность", — пишут А.Г. Асмолов и Д.А. Леонтьев, — обусловила драматическую борьбу разных, зачастую полярных ориентации (в т.ч. материалистической и идеалистической), в ходе которой разные мыслители, как правило, выделяли какую-либо одну из реальных граней человеческого бытия, а другие стороны жизни личности либо оказывались на периферии знания, либо не замечались и отрицались» [15. С. 402]. Однако непроясненность смыслов и употреблений понятия рано или поздно (а в данном случае эта граница давно уже перейдена) ведет к противоречиям и другим проблемам в мышлении. К этому близко примыкает и желание понять, что же все-таки имеется в виду, когда мы говорим о личности, соответственно, индивиде или субъекте.