Шрифт:
Начальник санитарного поезда бегал по перрону, размахивая ТТ и крича на водителей грузовиков. Никто не боялся подполковника медицинской службы, как и его, неснятого с предохранителя, пистолета. Два мессершмитта, только что осыпавших поезд градом свинца и ушедших на второй заход, представляли гораздо большую опасность. Это молча подтверждали два десятка человек, неподвижно лежащих на
– Уезжайте, уезжайте, убирайте машины, увозите раненных, – надрывался врач.
Он подбежал к ближайшему грузовику, до отказа загруженному бывшими пассажирами поезда и распахнул дверцу.
– Кто водитель? Ко мне!
Из-под машины выскочил мужичок ростом не больше полутора метров. Его серое от страха лицо выглядело настолько жалостливым, что полковник не выдержал и смягчился.
– Как тебя зовут?
– Степан, – срывающимся голосом ответил водитель.
– Стёпа, голубчик, уезжайте. Я прошу. Садитесь в кабину. Давайте, Степан, давайте!
Мужичок проворно вскарабкался на водительское место, и только тогда полковник заметил, что под сиденье подложена толстая доска, чтобы оно оказалось повыше, а на пол положен деревянный ящик. К педалям какие-то умельцы приварили рычаги, которые оказались приподняты настолько, чтобы низкорослый водитель мог до них дотянуться ногами.
Двигатель взревел, и до отказа забитая ранеными полуторка вперевалку двинулась в сторону от перрона. Через минуту она выбралась на дорогу к госпиталю и, натужно завывая, уверенно покатилась по накатанному снегу.
По этому маршруту Степан ездил с сентября сорок второго, то есть уже три месяца. До того, как стать шофёром, он работал в мастерских гаража местной МТС. Коренастый, с неимоверно длинными руками, парень напоминал орангутана и обладал огромной силой. Мужики, постоянно подшучивая над ним, попросили как-то передвинуть на новое место его верстак, весящий не менее шести пудов.
Простоватый слесарь, ни на минуту не усомнившийся в искренности их намерений, подлез под свой рабочий стол, поднял его и перенёс на двадцать метров, ни разу не остановившись.
После этого, собственно говоря, и началась шофёрская карьера, о которой он мечтал. Те же мужики восстановили разбомблённую полуторку и доработали её под особенности нового водителя. На ней он два месяца тренировался в вождении, а потом, продемонстрировав своё умение начальнику госпиталя, был зачислен в штат. От лишней машины никто не откажется, а права… да кому они нужны, если все профессионалы на фронте.
Война вносит в жизнь свои поправки. Приблизившись к бывшему когда-то тыловым, госпиталю, она сделала его прифронтовым. А значит, возросли нормы загрузки ранеными, увеличилось количество потребных машин. Теперь Степан по восемнадцать часов не вылезал из-за баранки. Бомбёжки участились, дорогу разбило напрочь. Вглядываться в белое полотно, особенно в тёмное время суток, приходилось до боли в глазах. Сегодня даже дошло до галлюцинаций.
Именно так объяснил себе Степан то, что он увидел утром на перроне. То, что загнало его под полуторку. Посреди бегущих от смертельных пулемётных трасс, между столбами взрывов сброшенных бомб, стояла, не шевелясь, медсестра. Её бледное, неподвижное лицо не выражало ничего. Она молча смотрела на водителя пустыми, белыми как снег, глазами. Халат с кровавыми подтёками, косынка с крестом и глаза-бельма, на которых краснели точки зрачков – всё было одного цвета.
До сих пор Степана пробирала дрожь, как только он вспоминал эту картину. И вдруг, взглянув в зеркало, он увидел, сидевшую возле заднего борта, ту самую медсестру. Она так же, как и на перроне, смотрела ему прямо в глаза. Только теперь она улыбалась. Криво, с усмешкой. Водитель отшатнулся, и чуть было не опрокинул машину в ближайшую воронку. Холодок пробежал по позвоночнику.
– Ты что, парень, смерть там увидал, что ли? – застонав от причинённой резким манёвром боли, зло выкрикнул раненый, сидевший рядом. – На дорогу смотри.
«Какая дорога, – подумал Степан, – от неё остались одни воспоминания». Проведя по лицу широкой ладонью, он попытался стереть образ белой медсестры, засевший в мозгу.
Конец ознакомительного фрагмента.