Кумиры. Тайны гибели.
Шрифт:
В мае 1997 года в ряде российских газет появились статьи под названием «Наталья Фатеева едва не погибла в Германии». Что же произошло с известной актрисой?
Как оказалось, в том месяце она вместе со своими друзьями отправилась на отдых в Германию. Все шло вполне благополучно, пока кто-то из друзей актрисы не решил купить себе новый автомобиль. Покупку произвели в Мюнстере и, чтобы довезти ее до Берлина, решили использовать прицеп. Однако, видимо, закрепили автомобиль небрежно, что едва не привело к трагедии. На огромной скорости машина съехала с прицепа и врезалась в джип, в котором находилась Н. Фатеева. Дикая боль в позвоночнике свалила ее. Между тем это несчастье оказалось далеко не последним для российской актрисы на немецкой земле.
В больнице, куда ее привезли, врачи отнеслись к ней с пренебрежением, поставили неправильный
В том же 1997 году чуть было не простился с жизнью актер Александр Михайлов. Правда, в его случае не обошлось без мистики. Дело было так. Худрук Малого театра Юрий Соломин предложил Михайлову сыграть царя в спектакле «Смерть Иоанна Грозного». Актер трижды отказывался и просил убрать из названия слово «смерть». Однако Соломин не соглашался и твердил, что у Михайлова звездная болезнь. В итоге уговоры помогли — премьера состоялась. А когда через пару месяцев Михайлов отправился на свой дачный участок за 70 километров от Москвы, с ним произошел жуткий случай. Вот как об этом вспоминает сам актер:
«Как-то раз присел я на бревнышко во дворе, закурил, и вдруг, ни с того ни с сего, у меня горлом пошла темная кровь. Надо сказать, что дом мой стоит в типичной русской глухомани. Кругом никого, и телефона тоже нет. Чувствую — помираю. Но неожиданно к дому подъезжает машина, а в ней мой старый приятель и сосед по даче Александр Потапов (актер того же Малого театра, народный артист России. — Ф. Р.). Без лишних слов Саша усадил меня на заднее сиденье автомобиля, и мы помчались в столицу. Сознание я не терял и на всякий случай, прямо в пути, отхаркиваясь кровью, стал давать Потапову устные распоряжения по поводу моего наследства. Недобрым словом помянул и Соломина за его упорство по поводу «смерти Иоанна» — как-то в голове у меня сложились вместе мой внезапный приступ и имя упорного худрука. И вдруг, словно по волшебству, кровотечение прекратилось! Уже в Склифе профессор, обследовавший меня, сказал, что впервые в его практике произошел такой поразительный случай. Оказывается, у меня был разрыв аорты, обычно заканчивающийся смертью. На мое счастье, тромб заткнул этот разрыв, и я выжил! Правда, из меня вытекло литра полтора крови. После операции и лечения, вернувшись домой, я со своими близкими отмечал второе рождение. И здесь случилась вторая жуткая и непонятная вещь. В тот вечер под ногами у нас по своему обыкновению путался кокер-спаниель Билл, которого я за глупость назвал Клинтоном. Пока его не отшвырнешь куда-нибудь в угол, он как заводной будет прыгать на тебя. Опасаясь, что пес повредит мой еще не заживший шов, я схватил его за холку и только было собирался отшвырнуть от себя, как вдруг упал и потерял сознание. Очнулся на больничной койке с диагнозом… заворот кишок. Мне сделали операцию под общим наркозом. Слава богу, сердце выдержало. Полгода мне пришлось проваляться в клинике. Уже пошел на поправку, а тут в палату явился Соломин. Я ему протянул заранее написанное заявление об уходе из театра. А Юрий Мефодьевич мне говорит: «Не волнуйся, мы название спектакля поменяли. Даже в афишах слова «смерть» нет».
В июне 2001 года едва не оборвалась жизнь Иосифа Кобзона. А началась эта история еще в начале июня, когда певец поступил в клинику имени Вишневского с обострением в пояснично-крестцовой области — радикулитом. У него были сильные боли в конечностях, а потом ему поставили подключичный катетер, чтобы лишний раз не беспокоить вены (катетер — игла большого диаметра с присоединенной к ней пластиковой трубкой, свободный конец которой закрывается заглушкой, игла вводится в вену под ключицу, трубка прикрепляется к телу кусочком пластыря. — Ф. Р.). Но Кобзон позволил себе вольность — 8 июня улетел с катетером в Астану, на Дни Москвы, чтобы исполнить там новую песню «Гимн Астане». Но вместо положенного одного дня Кобзон пробыл там три. В итоге у него началось заражение. Сразу начались пневмония, плеврит и отек легкого на фоне общего сепсиса.
11 июня Кобзон снова поступил в госпиталь Вишневского, а спустя четыре дня он внезапно потерял сознание. Случилось это прямо в ванной, где певец мылся, чтобы через несколько часов выступить на концерте перед военными медиками. В течение двух недель Кобзон находился между жизнью и смертью — в коме. Его жена, посоветовавшись с врачами, перевела певца в другую клинику — в «Медицину». И все время, пока Кобзон находился там, Нелли была рядом с мужем. Ее молитвами он, собственно, и очнулся. Случилось это 28 июня. По словам Кобзона: «Когда очнулся, понял, что нахожусь в реанимации, в какой-то темноте, как мне казалось. Больше ничего не помню, но я уже себя ощущал. 29-го я начал общаться с женой, а 30-го уже гораздо светлее было. А 2 июля я впервые задал вопрос: кого родила Катя? Мы ждали четвертую внучку. Нелли ответила: «22 июня родилась девочка Аннушка…»
В конфликте с законом
СТО КРУГОВ АДА
Георгий Жженов
Карьера Георгия Жженова в кино началась довольно рано: ему было 18 лет, когда в 1933 году он снялся в фильме «Ошибка героя». Потом было еще несколько фильмов, самым известным из которых был «Комсомольск» (1937) Сергея Герасимова. Однако премьеры фильма Жженов не увидел — его упекли за решетку. Что же произошло?
Старший брат Жженова Борис в те годы учился на третьем курсе механико-математического факультета Ленинградского университета. Учился он хорошо, активно участвовал в общественной жизни вуза. Однако все это оказалось перечеркнутым после доноса, который состряпал на него кто-то из сокурсников. Тогда в Ленинграде, после убийства С. Кирова, органы НКВД проводили регулярные профилактические мероприятия и раскрывали «вражеские гнезда». В 1937 году наступила очередь ЛГУ. Когда чекисты явились в университет и стали по одному вызывать на допрос студентов, один из них и доложил, что Борис Жженов — враг народа. «Почему вы так решили?» — задали ему вопрос чекисты. «В декабре 34-го, когда мы все пошли прощаться с Сергеем Мироновичем Кировым, он это сделать отказался. Сказал, что у него нет теплой обуви, а он боится отморозить ноги. И добавил: если я пойду, Киров от этого все равно не воскреснет».
Этого заявления вполне хватило для того, чтобы обвинить Бориса Жженова в антисоветской деятельности и арестовать его. А следом настала очередь и его младшего брата — Георгия. Причем его арестовали тоже по доносу. Некий молодой актер написал, что тот во время съемок «Комсомольска» познакомился с военным атташе Америки и, находясь с ним в одном купе поезда, распевал песни, шутил и т. д. Этого оказалось достаточно, чтобы решить судьбу Жженова. Правда, арестовали его только со второго захода. Чекисты пришли за ним в последний съемочный день, и дирекция киностудии «Ленфильм» обратилась в НКВД с настоятельной просьбой отложить арест на один день, чтобы завершить съемки. И такое разрешение было получено. Актер благополучно отснялся и на следующий день был арестован. Им с братом «впаяли» 58-ю статью, дали по 8 лет и отправили в разные места: Борис попал в Норильск, а Георгий — в Магадан. А семью Жженовых выселили из Ленинграда.
Первые два года Жженов валил лес на таежных делянках Дукчанского леспромхоза (его напарником по двуручной пиле был советский разведчик Сергей Чаплин). А когда началась война, их этапировали в тайгу на золотые прииски. Там Чаплин погиб. Тысячу раз мог погибнуть и Георгий, однако судьба была милостива к нему, каждый раз отводя от него костлявую в самый последний момент. Например, в 1943 году он, будучи больным цингой, отмахал пешком по тайге 10 километров, чтобы добраться до прииска «17», где его дожидались две посылки, которые его мать еще в 1940 году отправила ему с воли. И он дошел. И хотя все содержимое посылок успело за три года испортиться, этот переход оказал на заключенного самое благотворное влияние. После него он вдруг понял, что выживет в этом аду.
А вот у его братьев судьба оказалась куда как печальнее: в 1943 году Борис умер в воркутинском лагере от дистрофии, а другого на глазах у матери расстреляли фашисты в Мариуполе.
Между тем в 1944 году Жженову вновь повезло — его приняли в труппу Магаданского театра. Театр был многожанровый: и опера, и оперетта, и драма, и эстрада, и цирк. Труппа состояла из 180 человек, причем 120 из них — зэки. Через этот театр прошли многие известные актеры и режиссеры: Леонид Варпаховский, Юрий Розенштраух, Александр Демич, Константин Никаноров, Вадим Козин и другие.