Кунгош — птица бессмертия. Повесть о Муллануре Вахитове
Шрифт:
Мулланур — он к тому времени умел уже не только читать, но и писать — завел специальный «журнал», куда записывал всех читателей своей библиотеки, всех, кому выдавал книги на дом.
Велико было удивление старого Гарея, когда, вернувшись из Перми, он увидал, во что превратился «магазин» его внука и будущего наследника.
— Субханалла! Субханалла! [2] — растерянно повторял он. — О, аллах всемогущий! Хотел из внука купца сделать, а из него, как видно, ученый мулла вырастет!
2
Субханалла —
Так ничего и не вышло из хитроумной затеи деда Гарея, так и не удалось старому купцу привить внуку любовь к торговле.
В 1899 году отец Мулланура вдруг, нежданно-негаданно, решил переселиться с семьей из Кунгура в Казань. Муллануру в это время стукнуло четырнадцать. Он давно уже не был застенчивым и нелюдимым увальнем. Не стал он, правда, и богатырем: по-прежнему был невысок, сложения скорее хрупкого, так что в свои четырнадцать лет выглядел двенадцатилетним. Он стал гораздо общительнее, чем прежде. Обзавелся друзьями-приятелями; да и как могло быть иначе, ведь он к тому времени уже закончил городское училище. Но кое-что от прежней замкнутости в нем все-таки осталось. Он любил одинокие прогулки. Любил дикие, заброшенные, безлюдные места, где до него, как ему казалось, не ступала нога человека.
Сам переезд крепко врезался Муллануру в память. И не только потому, что это было, пожалуй, самое крупное событие во всей его четырнадцатилетней жизни, а потому, что именно тогда вошел в его жизнь брат матери, дядя Исхак.
Дядя Исхак помогал им при переезде. Переезжали они обстоятельно, солидно. Вещи погрузили на подводы — получился целый обоз. Вышло так, что Мулланур ехал на одной подводе с дядей Исхаком. Добрались до пристани. И целых четыре дня плыли на пароходе аж до самой Казани.
За этн четыре долгих дня Мулланур крепко подружился с дядей Исхаком. Тогда он, пожалуй, еще не вполне ясно понимал, с каким ярким, удивительным человеком свела его судьба. Но то, что человек этот не похож на тех, с кем доводилось ему встречаться раньше, он почувствовал сразу.
Дядя Исхак работал в деревне, был учителем русского языка. Человек он был легкий на подъем, часто переезжал с места на место. Россию и жизнь народную знал хорошо — не по книгам, а по собственному опыту. В семье Вахитовых поговаривали, что дядя Исхак якшается с бунтовщиками-студентами. Вероятно, именно тогда и именно в связи с дядей Исхаком Мулланур впервые в жизни услышал слово «социалист».
Почему-то Мулланура особенно поразила дядина фамилия — Казаков. Странно ему было, что у его родного дяди, а стало быть, и у матери в девичестве фамилия оказалась совсем не татарская. Скорее русская. Казаков. От слова «казак», что ли?
И тут дядя Исхак рассказал ему семейное предание, поразившее Мулланура до глубины души.
Их род, сказал дядя Исхак, ведет свое начало от беглого казака, сподвижника Пугачева. После разгрома повстанцев он долго скитался один в лесных чащобах, пока не свалила его жестокая лихорадка. Тут-то и нашли его татары. Взяли в свой аул, выходили. Молодость и богатырское здоровье взяли свое: молодой казак вскоре совсем оправился от болезни, стал таким же могучим и сильным, каким был прежде. Он решил навсегда остаться среди людей, спасших ему жизнь. Даже принял их веру — стал мусульманином. Они полюбили его, как родного сына, выдали за него свою дочь. И вот от него-то и пошел их род, род Казаковых.
Воображение Мулланура разыгралось. Будь его воля, он только и делал бы, что заставлял дядю пересказывать эту историю снова и снова и жадно, нетерпеливо ловил все новые и новые подробности бурной жизни своего предка.
Но не такой человек был дядя Исхак, чтобы можно было заставить его говорить все об одном и том же. Этот человек оказался настоящим кладезем разнообразнейших знаний. Он обрушил на Мулланура такой поток сведений, что за четыре дня плавания мальчик узнал, пожалуй, столько же, сколько за все годы своей школьной жизни.
А однажды он повел племянника вниз, в зловонные трюмы, где ютились самые бедные, самые нищие пассажиры. Одни лежали вповалку, а иные сидели, скорчившись в неудобной позе, — для них даже не нашлось места, чтобы вытянуть ноги. Одеты — хуже некуда. В рваных, кое-как залатанных опорках, а кое-кто и вовсе босиком. Это были в осповном батраки, работающие по найму. Но были среди них и фабричные рабочие, и бедняки крестьяне.
Пестрая смесь племен, народов, наречий: русские, татары, чуваши, удмурты… Говорили они на разных языках и частенько не понимали друг друга. Но зато все хорошо понимали язык нужды, злой и горькой, которая привела их сюда, в темный трюм парохода, плывущего вниз по Каме.
В проходе лежал полуголый мужик громадного роста. Он был пьян. Через него перешагивали — одни осторожно, боясь задеть его ненароком, другие, наоборот, стараясь нарочно пихнуть ногой: разлегся, мол, тут на дороге, другого места себе не нашел! Но он не обращал внимания ни на тех, ни на других. Только рычал что-то невнятное. Прислушавшись, Мулланур разобрал слова:
— Все равно прикончу… Кровопийца проклятый!.. Раздел догола, по миру пустил… Убью гада!.. Дай только срок, пущу красного петуха!..
В углу сидел старик татарин с шарманкой. Мешая русские слова с татарскими, он приговаривал:
— Послушайте песню старого человека! Не гнушайтесь, люди добрые, моей историей, не отворачивайтесь от моей беды. Все под богом ходим. И с вами тоже ведь может случиться такое… В один день потерял я, горемычный, жену и детей. Один остался на свете…
Рядом со стариком притулилась молодая чувашка с грудным младенцем. Укачивая ребенка, она напевала ему вполголоса грустную колыбельную.
С трудом пробираясь по узкому проходу, ковыляла старая удмуртка с клюкой и нищенской сумой — просила подаяния.
— Ну что, племянничек дорогой? — сказал дядя Исхак. — Понял теперь, как живет простой люд в необъятной нашей Российской империи? А ведь страна у нас богатейшая!
— Если страна богатая, почему же все эти люди так бедны? — спросил Мулланур.
— Потому что все ее богатства принадлежат маленькой кучке жадных паразитов, которые сами не трудятся, но живут припеваючи, катаются словно сыр в масле… А все потому, что живут за счет каторжного труда других людей. Таких вот, как эти бедняки, которых мы с тобой сейчас видели…