Купчино.Трилогия
Шрифт:
Слегка подташнивало. Руки и ноги налились свинцом. Глаза никак не желали открываться. Хотелось неподвижно лежать, постепенно погружаясь в блаженное забытьё.
"Надо взбодриться, братец. Не стоит, честное слово, сейчас засыпать. Можно, ведь, и не проснуться", - забеспокоился внутренний голос и - в качестве будильника - принялся декламировать давнее стихотворенье, сочинённое тогда, после первой контузии, в армейском госпитале, расположенном на окраине крохотной никарагуанской деревушки: -
"Взрыв!!! Дальше - должна быть - пустота?
Или - тишина? Или цветные круги - перед глазами?
Запамятовал....
Наврали всё книги. По-прежнему - стрельба
Пошлая. И боль в руке, но ерундовая, не сильная такая.
В смысле, может, и сильная, но - нестрашная - терпимая.
Калашников в нужном направлении - поднимается легко, не подгаживая,
Звонко кашляя. А, значит, не страшно. Смерть ещё далёкая, мнимая...
Страшно, конечно, чуть-чуть. Но - куражимся!
Взрыв!!! Да, сколько можно уже!!!
Сотый - не менее, мать его!!!
Ухо правое - заложило намертво,
Из носа струйка потекла. Тёпло...
Где - эта огневая поддержка? Где - вертолёт долбанный?!
Что я должен говорить подчинённым? Напомните!
Напомните, суки рваные, про ордена!
А, лучше, про квартиры, завтра предоставленные - сразу и навсегда...
Напомните громко - по рации!
Чтобы все слышали! И, главное, поверили чтоб...
Поверившим легче, как собаке Павлова,
Зубами сжимать - оголённые концы проводов.
Где-то женщины заплакали навзрыд...
Взрыв!!!".
Лица осторожно коснулась мокрая мягкая ткань, и женский заботливый голос посоветовал:
– Глотни-ка, герой отважный. Оно и полегчает.
К сухим губам прикоснулось холодное бутылочное горлышко.
– К-ха! К-ха!
– закашлялся Гришка.
– Виски, что ли? Фу, не хочу. Пивка бы сейчас. Желательно - "Охоты крепкой"...
– Надо же, какие мы капризные, - по-доброму усмехнулась женщина.
– Хочу, понимаешь, не хочу.... Подожди немного, милок. Скоро Ольга прибудет. Вот, пусть она, дурочка мечтательная, и бегает перед тобой, красавчиком, на цырлах.
– Сева, это ты?
– Я. Северина Никонова-Логинова. Майор ФСБ.
– Ничего себе, пирожки с котятами, - от удивления Гришкины глаза приоткрылись сами собой.
– Не ожидал. Элегантно, надо признать.... А, что с господином Миловановым?
– Вырубила. Отдыхает. Типа - готовится принять утренние солнечные ванны. Хорошо ещё, что граната оказалась противопехотной, причём, "наступательного" предназначения.... Сейчас наши подгребут - упакуют мерзавца, снимут первый допрос. Подожди, дай-ка я тебе пену с губ оботру. Всё пузырится и пузырится.... Может, боец, тебе стоит немного помолчать? Пусть доктор осмотрит, то, сё.
– Успею ещё намолчаться.... Значит, приведя в относительный порядок, вы меня арестуете?
– Зачем это?
– Ну, как же. Сотрудник Дозора. Более того, опытный матёрый боевик, обвиняемый чёрт знает в чём...
– Ты, действительно, не в курсе? Или же дурочку ломаешь?
– недоверчиво прищурилась Северина.
– Да, судя по всему, лошара.... Будь моя воля, я все ваши Дозоры давно бы уже прижучила - как организации насквозь незаконные и не внушающие доверия. Но, к сожалению, нельзя.
– Почему - нельзя?
– полюбопытствовал Антонов.
– Трудный вопрос. В том смысле, что ответ на него, как я понимаю, напрямую сопряжён с термином - "государственная тайна".
– Даже так?
– Ага. Года четыре тому назад наши ребятки - через сложнейшую и многоходовую операцию - вышли на "верхушку" московского Дозора. Только начали вдумчивую разработку - на тебе. Звонок из Администрации Президента, мол: - "Самодеятельность прекратить! Операцию незамедлительно свернуть! К Дозорам даже близко не подходить!". Такие, вот, дела.
– И, как же понимать данный неадекватный казус?
– Как хочешь, так и понимай, - любезно посоветовала "фээсбэшная" фотомодель.
– Или, к примеру, с Олечкой Ивановой побеседуй. Она в вашей "дозоровской" иерархии числится, отнюдь, не на последних ролях. Может, и просветит. Если, конечно, сочтёт нужным.
– Получается, что вы с Ольгой знакомы?
– Есть такое дело, отрицать не буду. Пересекались пару-тройку раз. Так, между делом, на тайных охотничьих тропах.
"Ай, да девчонки! Ай, да затейницы!", - искренне восхитился внутренний голос и тут же загрустил: - "Кажется, братец, опять слегка поплохело. Вдалеке, плотоядно помахивая пушистым хвостом, замаячил белоснежный упитанный песец. Мать его.... Тошнота, сука сладкая и сиропная, вернулась. Вновь цветные полосы беспорядочно заметались перед глазами...".
– Э-э, боец, ты что это?
– насторожилась Северина.
– Лицо белое-белое стало, а пена - изо рта - оранжевая...".
Гришка, опираясь на локти, попытался сесть. Но у него ничего не получилось - голова предательски закружилась, глаза безвольно закрылись, на сознание упала-опустилась угольно-чёрная "шторка"...
Наконец, плотная и пугающая чёрно-угольная "шторка" слегка приподнялась. Слегка - это как? Попробую, так и быть, объяснить...
Антонов, безусловно, пришёл в себя, но только не полностью. Он ощущал на лице нежные солнечные лучи и свежий невский ветерок, ясно слышал знакомые голоса, но на этом, собственно, и всё. Не возникало, хоть убей, даже малейшего желания - открыть глаза, заговорить, подняться на ноги, засмеяться. Хотелось безвольно лежать, мечтать, не шевелиться и молчать, молчать, молчать...
"Так называемый "постконтузионный" синдром", - охотно пояснил начитанный и образованный внутренний голос.
– "Вернее, по-научному данная муть называется как-то по-другому. Хитро, длинно, занудно и совершенно непроизносимо.... Суть же достаточно незатейлива и проста. Это наша с тобой общая психика, братец, так умело сопротивляется коварному внешнему воздействию. Мол, после перенесённого "гранатного стресса" надо хорошенько отдохнуть и несуетливо оклематься. То есть, нельзя - некоторое время - напрягаться и вести активный образ жизни. Во избежание серьёзных и необратимых последствий, понятное дело.... Имеется стойкое желание превратиться в законченного параноика? В идиота? В дауна? Нет? Уже хорошо.... Значит, будем старательно и вдумчиво отдыхать. По крайней мере, до тех пор, пока мудрое инстинктивное подсознание не подаст отдельной команды, мол: - "Рота, подъём! Привал закончен. Умываемся и оправляемся. Строимся в походную колонну и незамедлительно выступаем. Завтрак традиционно переносится на обед. Труба, мать её, зовёт...". Кстати, с момента последнего обморока прошло не так и много времени. Солнышко-то ещё явно утреннее...".