Купель дьявола
Шрифт:
— Вот и я думаю — кому?
Я замолчала и в упор посмотрела на Лавруху. Неприрученные догадки бродили во мне, но не подпускали близко.
— А что, если это связано со смертью Лехи?
— Интересно, каким образом?
— Ну, не знаю… Сегодня я целую ночь просидела картиной…
Лавруха сосредоточенно возился с жестким куском бифштекса.
— Н-да… Вот что я скажу тебе, Кэт. Лукас Устрица, это, по-моему, разновидность СПИДа. И передается она не только половым путем, но и воздушно-капельным.
— Ты не дослушал, Снегирь. Мы сто раз говорили с тобой об этих смертях. И я решила проверить.
— Что проверить?
— Как
— И как же она действует?
— В том-то и дело, что никак.
— Ну-у… Это не противоречит твоей теории о том, что доска убивает только хозяев.
— Да, черт возьми. Я готова с этим согласиться. Вот только спальня в эту мистику никак не вписывается.
— Что ты имеешь в виду?
— Дверь не только закрыли. Ее открыли. Потом. Через каких-нибудь полчаса. Когда Леха был уже мертв. А если он был мертв, то уже никак не мог открыть дверь, понимаешь. Значит, это сделал кто-то другой.
— Масштабно мыслишь.
— Кто-то другой был заинтересован в том, чтобы я выползла наконец-то из спальни и отправилась искать Леху, чтобы нащелкать ему по носу. Чтобы найти его. Ты ведь помнишь, я его искала.
— Очень темпераментно искала. Я помню.
— Я не нашла его и вернулась к телохранителю. Он сидел на террасе. Что было дальше — ты знаешь.
— Да, — Лавруха все еще не проявлял особого интереса к моим сумбурным выкладкам.
— Потом, когда мы нашли тело… Титовский телохранитель, казах, ты его видел… Так вот, казах был убежден, что Леха отправился в дом ко мне. Сам Леха сказал ему об этом.
— И что?
— Я подумала… А что, если кто-то ему сказал, что я жду его… Но не в спальне, а в кабинете… И он отправился в кабинет.
У Лаврухи отвисла челюсть. Он едва не подавился куском мяса и принялся громко кашлять. Я похлопала Снегиря по спине.
— Ну ты даешь! — отдышавшись, выговорил он. — Собакиных начиталась?
— Подожди… Не перебивай меня, — какое-то странное, болезненное вдохновение несло меня вперед. Еще одно маленькое усилие — и я прорвусь сквозь частокол тайны, я выстрою цельное представление о происшедшем я наконец-то сложу части страшной мозаики. — Я могла быть приманкой, понимаешь? Леху нужно было заманить в кабинет, и его заманили. А чтобы я случайно не выползла и не сломала начавшуюся игру, меня закрыли в спальне. А потом выпустили.
— Какую игру?
— Я не знаю…. Картина может убить, но не может повернуть ключ в замке. Это сделал человек. Возможно, убийца…
Лавруха жалостливо покачал головой и коснулся моего разгоряченного лба ладонью.
— Какой убийца, ? Он умер естественной смертью. Обширный инфаркт.
— А ты откуда знаешь об обширном инфаркте? Кажется, я не говорила тебе…
— Тоже мне, секрет Полишинеля. Я мотался с Херри к старухе. Не мог же я его бросить… Там все об этом говорят…
Весь мой пыл куда-то улетучился. Инфаркт. Ненасильственная смерть. И никаких ран на теле, и никаких следов яда в организме. Я почти ухватила за полу версию “умышленное убийство”, но тут же выпустила ее. Картонные кубики разрушились, карточные домики оказались унесенными ветром….
— Но ведь кто-то закрыл меня…
— Да что ты носишься с этим, как курица с яйцом? Закрыли — открыли, какая разница? Смерть это не объясняет. А ты вообще говорила об этом кому-нибудь?
— Тебе первому.
— Нужно было сказать. Тем, кто занимался этим делом.
— Зачем? Они все и так смотрели на меня косо.
— Тоже верно.
— А что мы будем делать с картиной? Мне бы не хотелось, чтобы она оставалась у меня…
— Придумаем что-нибудь, Кэт…
— Обещай мне, что придумаем.
…Конечно, ты придумаешь, мой единственный друг, мой верный Савраска, мой Конек-Горбунок, мой подельник и соратник. Конечно же, ты придумаешь, Снегирь…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Я летела в Амстердам.
Не прошло и трех недель, как я рассталась с Херри-боем, и вот теперь, через какой-нибудь час, он будет ждать меня в зале прилета местного аэропортишки с труднопроизносимым названием “Schihol”. Херри-бой позвонил совершенно неожиданно и, путая старательный русский со старательным английским, заорал в трубку:
— Я проявил фотографии, Катрин…
— Поздравляю, — вежливо ответила я.
— Это часть целрго… “Всадники Апокалипсиса” — это левая створка триптиха, really [20] … И еще одно — триптих есть часть головоломки, есть послание Лукаса… Вы должны это видеть… Вы должны прилететь…
— Куда?
— В Голландию… Вы поговорили о картине? Мы просто обязаны соединить их, две части оf entire [21] … — Херри-бой даже задохнулся от волнения.
20
Действительно (англ.)
21
Целого (англ.)
Послание Лукаса Устрицы — это было что-то новенькое.
— Вы можете прилететь? Я немедленно высылаю вам приглашение. У меня есть знакомые в консульстве, они знают, зачем прилетал я… Они оформят вам визу без задержек. Вы согласны прилететь сюда, Катрин? Когда вы увидите это… Вы сделаете все, чтобы помочь картине вернуться. Катрин, я прошу вас…
Голландия, почему бы и нет. Я никогда не была в Голландии, а последние два месяца окончательно вымотали меня. И последней жирной точкой стала встреча с Агнессой Львовной Стуруа. Меньше всего мне хотелось увидеть ее еще когда-нибудь, но картина была у меня — таинственные “Всадники Апокалипсиса”, лишенные статуса и гражданства…. Жаик позвонил мне и в своей обычной топорной манере сообщил, что Агнесса Львовна ждет меня, чтобы уладить все формальности. Я ждала этого звонка, и все же он застал меня врасплох. Любая из линий поведения, которую я выберу, будет выглядеть циничной, я хорошо это понимала.
Мы встретились в кафе Дома журналиста на Невском — таково было пожелание старухи: она до сих пор пописывала обличительные статейки в газеты правого толка. А до этого я целый час выбирала прикид для нашего совсем нерадостного свидания. Единственное черное платье, которое у меня было (открытые плечи, открытая спина, открытые ляжки) смотрелось бы откровенным надругательством над горем старухи. Веселенький сарафан был чересчур легкомысленным. Перебрав содержимое платяного шкафа, я остановилась на нейтральных брючатах из хлопка и такой же нейтральной блузке — черная и белая клетки, под стать нашим отношениям с Агнессой и ее покойным сыном.