Куплю свое счастье
Шрифт:
Осталось совсем чуть-чуть.
Ладонь Романа каждое утро на моем животе. Он тоже боится поверить в это чудо.
Мне было так страшно признаться ему! А вдруг он… вдруг не поверит, что это его малыш? Ну, мало ли? Нет, я, конечно, понимала, что Вишневский разумный человек, и… Но этот разумный человек, вообще-то на полном серьезе хотел ребенка купить!
И страшно было ошибиться. Хотя я накупила кучу тестов.
И первый поход к доктору – тоже ужас-ужас…
Мы приезжаем в ту самую клинику, где мне не так давно здоровую ногу в лангет замотали.
Я
Доктор поздравляет нас, говоря, что в жизни всегда есть место чуду.
– У вас, Анастасия Львовна, на самом деле не так все плохо. Да, проблемы были. Но все эти проблемы решаемы. Так что… ваше чудо может оказаться не единственным. – она улыбается, а у меня внутри разливается счастье.
Рома меня за руку держит, переплетая пальцы.
– А вы, Роман Игоревич тоже зря на себе крест поставили. Да, то, что вам говорили раньше – все правильно, все справедливо. Но вам же не ставили сто процентное бесплодие, да? Все-таки процентов пять у вас в запасе было? Вот эти процентики у нас и выстрелили. Так что езжайте домой, больше отдыхайте, и получайте максимум удовольствия от вашего состояния. – она опять улыбается, а пальцы романа сжимают мою руку сильнее, - Да, да, вы меня правильно понимаете. Все можно, но аккуратно. Сдаем все анализы и через дней десять ко мне на прием.
В коридоре у ее кабинета нас встречает тот самый хирург Товий, который в прошлый раз меня осматривал.
– Я же говорил, что вы вернетесь сюда беременными? Вот! А все почему? Примета такая.
– Какая?
– Такая. Простая. Запрос во Вселенную был отправлен. Поздравляю.
Он жмет руку Вишневскому, улыбаясь обнимает меня.
– Я доктор, мне можно!
Но даже после этого мне до конца не верится!
И Роману, похоже, тоже. Поэтому его рука так часто задерживается именно там.
– Ты знаешь, какой он сейчас?
– Почему он? Может она?
– Он – ребенок, малыш… эмбрион. Я читал, что совсем крохотный пока.
– Да, пока только плодное яйцо. Какие-то миллиметры. – меня, как и многих женщин мучает вопрос, как я буду выглядеть с большим животом. А вдруг наберу лишний вес? А вдруг вообще что-то пойдет не так? Ой, нет, об этом вообще лучше не думать…
– Знаешь, мне так хочется, чтобы он поскорее подрос, чтобы можно было уже чувствовать под ладонью твой животик. Хочется чувствовать, как он толкается…
– Я потом расскажу о твоих желаниях моим ребрам и всем внутренним органам. – смеюсь, вспоминая как носила Алёшку Стася, и как та постоянно пиналась как заправский футболист.
– Я все компенсирую, милая! – он прижимает меня, впечатывая в свою грудь.
– Как? Опять предложишь свои миллионы?
– Мои миллионы и так твои.
– Ах, ах! Только миллионы? А миллиарды?
Он зарывается лицом в мои волосы, чувствую губы, пробирающиеся к мочке уха.
– Я весь твой, без остатка. Чувствуешь?
Чувствую. Очень хорошо чувствую.
Я не знаю, в какой момент меня отпускает.
Когда я перестаю бояться просыпаться.
Может, когда понимаю, что до свадьбы остается всего неделя?
Или, когда Маруська обнимает меня и говорит, что она самая счастливая потому, что у нее есть я, а у меня есть Рома?
Или, когда Стася все-таки решается поехать к Феликсу и возвращается из больницы такая загадочная, а потом вечером плачет у меня на груди и рассказывает о том, что он просил прощения, хочет начать все с начала и вообще, он не собирался ее бросать просто вышло недоразумение?
– Мам, он вообще не видел эти фото с животом. Он… ну, он к гонкам готовился, и его друг – Дим, Дмитрий - с его телефоном постоянно ходил, ну, вроде как его личным помощником был. Дим обо мне не знал ничего. Думал, какая-то… в общем какая-то девица хочет на Феликса повесить ребенка. Он фото не удалил, хотел потом показать, выяснить. Но… в общем…
Как всегда, что-то пошло не так. Этот Дим с Феликсом разругался, про фото никто не вспомнил. А мы… ну мы со Стасей отправляли их всего два или три раза. Это была моя инициатива, Стаська вообще не хотела ничего ему сообщать. Глупо, конечно, получилось. Это я сейчас понимаю, что должна была настоять, сама разыскать горе-папашу и заставить отвечать за его поступки. Но мне в тот момент казалось, что Стася права. Она очень переживала за себя, за малышку. Так не просто быть в статусе брошенной женщины, особенно, когда бросает любимый…
Однажды утром я поворачиваюсь к Роману с улыбкой.
– Что? – он смотрит удивленно.
– Я больше не боюсь просыпаться!
– Я тоже. – что? Неужели и он? – знаешь, последний месяц каждый раз с ужасом готовлюсь открыть глаза. Вдруг все это сон?
– Что сон?
– Ты, Ася… ты… Проснусь, а я опять один. И мне холодно.
– Тебе было холодно? Мог бы включить свой камин… Пригласить Илону…
– Я включал. И приглашал. Только все равно было холодно.
– А теперь?
– Теперь жарко. И тесно. Ты у меня большую часть кровати отжала! – мы смеемся, а потом он нависает надо мной, разглядывает внимательно, - маленькая злючка, что ты со мной сотворила?
– Что?
– Превратила меня в сентиментального чудака.
– Разве это плохо? Лучше же, чем быть банкоматом? Хотя…
– Что?
– Банкомат мне тоже нравился. Больше скажу, в банкомат я влюбилась.
Я целую его, проводя пальцем по его скулам, подбородку, бровям, словно прорисовывая его лицо.
– Спасибо тебе.
– За что?
– За всё. Как ни странно, за то, что пришел купить моего ребенка.
– Тогда и тебе спасибо.
– За что?
– За то, что отказалась его продать.
– Ты же знаешь, что не все продается.
– Знаю. Но все покупается. Правда, не за деньги.
– А за что?
– За любовь. Я купил свое счастье за любовь.
Эпилог.
Ася.
– Мам, ты такая красивая! Необыкновенная!