Куплю тебя. Дорого
Шрифт:
Чем ближе он становился ко мне, тем меньше хотелось есть. От источаемого им запаха гнили в моём пустом желудке поднималась желчь. Я задержала дыхание, набрав в лёгкие воздух, и впилась пальцами в столешницу.
— Отойди от меня, — прошипела сквозь зубы, хотя давала себе зарок не вступать в диалог.
— Ты вообще тут никто, пока твой дед не откинул концы, — брызжет в мою сторону слюной, — эта квартира принадлежит мне и ему, забыла? Захочу, выгоню тебя отсюда! Всё равно Петрович скоро окочурится. И мне уже никто не помешает!
Угрозы,
Вытащила из выдвижного ящика нож и повернулась в его сторону.
— Отойди от меня, — произнося слова по слогам, направила на него оружие остриём вперёд. Пальцы сжимались на рукоятке с такой силой, что рука дрожала. Каждый раз он доводил меня до бешенства. Не удивлюсь, если когда-нибудь я не совладаю с собой и очнусь, обнаружив отчима в луже крови, а себя рядом — с окровавленным ножом.
— Ну-ну, дура, что ли! — поднял руки вверх, захватил бутылку и скрылся в своей комнате.
Меня продолжало потряхивать. Ноги не держали, и я просто сползла на пол. Никто за пределами моей семьи не подозревал, что я живу в настоящем аду. При посторонних я всегда изображала девушку, у которой нет проблем. Хотя их столько, что мне всё больше становилось очевидно — я ни черта не вывожу эту жизнь.
Пожевала наспех приготовленную гречку с куриной грудкой, не чувствуя вкуса еды. А потом заперлась изнутри в своей комнате, молясь, чтобы отчим наклюкался и не рвался ко мне среди ночи. Щеколда на двери хилая. Петли ослабли, а мой страх стать жертвой изнасилования рос с каждым днём.
Раньше, когда со здоровьем у дедушки всё было не настолько худо, я могла спрятаться за его спиной. Да и отчим несильно напирал. Сейчас же он словно почувствовал, что меня от него уже вряд ли кто-то сможет защитить.
Ближе к двенадцати часам к нам нагрянули его собутыльники.
Стены тонкие. До меня доносились почти все диалоги. Я слушала их, поджав колени к груди и молясь о том, чтобы поскорее наступило утро.
Днём, трезвые, они здоровались со мной, когда я проходила мимо них, идущих под руку с жёнами. Но, стоило капнуть зарплате, они пускались во все тяжкие. После пары рюмок водки, самогона и напитков сомнительного происхождения, дающих нужный эффект, люди превращались в зверей.
— Какая у тебя дочурка красивая девка…
— Я как вижу её, у меня встаёт. Хоть и тощая, зато гибкая, — звучит второй голос, после которого раздаётся дружный смех, похожий на ослиный вой.
— Когда-нибудь я её трахну, — слышу отчима и искривляюсь от отвращения.
Он говорит, а будто меня грязью пачкает. Такой, которую не смыть под струями душа.
— Она же, считай, твоя дочь, ребёнком же росла на твоих глазах. Как ты можешь! — прорезается праведный гнев в интонации третьего, ещё недостаточно пьяного, а возможно, просто
— Да какая она мне дочь? Такая же шалава, как её мамаша. А учитывая внешность — скорее всего, даже похуже. Ты бы видел, как она крутит передо мной задом. Думаешь, я не знаю, что она меня хочет?! Понятно же, мужик ей нужен, чтобы засадил поглубже. Уж я-то с ней справлюсь!
Меня вновь пробирает дрожь отвращения. За отнятое собственной матерью безоблачное детство, за то, что обрекла свою младшую дочь на такое же существование. За то, что не оставила ни мне, ни Ане ни единого шанса на светлое будущее.
Для Инны — нашей матери, мы всего лишь ступени на пути от одного мужика к другому. Мы не нужны ей. А когда она заполучала мужа, построив нечто наподобие семьи с постоянным пьянками, скандалами и угрозами развода, её интерес испарялся. Эту участь пережила я, прячась под кроватью, когда родители в пылу ссоры крушили всё вокруг. По всей видимости, то же самое видела и Нюта.
Я уснула на заправленной постели, так и не сняв с себя одежду, — побоялась. Проснулась оттого, что кто-то барабанил в мою дверь. Спросонья не сразу сообразила, что происходит.
Глава 2
— Серафима, открой, — услышала я заплетающийся голос отчима, — поговорить надо!
Прижала одеяло к груди. Сердце билось быстро и тяжело одновременно. Его пульсация проникала в каждую мою клетку, распространяя вязкое, тягучее и липкое чувство страха.
Мозг работал медленно. Заторможенно. Единственная мысль, которая пришла мне в голову, — я плохой помощник в чрезвычайных ситуациях. В состоянии стресса думать совсем не получалось. Зато в художественной гимнастике этот минус обращался в плюс. Нет мыслей — нет отвлекающих факторов.
Мы жили на четвёртом этаже. Через окно не сбежать. Дверь не выдержит ни отчима, ни его дружков.
Я наконец поднялась с постели и принялась искать любой предмет, который мог бы помочь обороняться. Двигалась, как лягушка в молоке, — вокруг лишь белая пустота и мои беспорядочные попытки выплыть.
Нашёлся только утюг. Я почему-то решила, что, если его нагреть, — это будет действеннее. Не лучшая идея. Импровизированное оружие могут обратить против меня. Но иного выбора в запасе не имелось.
Я видела, что щеколда дрожит в предсмертной агонии. Дверь от ударов ходила ходуном. Шурупы, которыми прибита щеколда, долго не выдержат натиска.
— Уходи! Иначе я полицию вызову! — кричу, подпирая плечом дверь и радуясь, что Ани нет дома.
От страха голос совсем осип. Сама себя едва слышу. Но отчим всё же распознал угрозу.
— И тебя заметут раньше меня, дура.
Он, как бывший мент, до сих пор имел связи. А вот его брат — действующий. Что куда хуже…
Сколько дед ни писал на отчима заявления в полицию по разным поводам, ни одному не дали ход. Ненавидела эту продажную, прогнившую изнутри систему.