Куплю твою жизнь

Рахманина Елена

Его ладонь поднимается к моей шее. Обхватывает её пальцами. Надавливает сильнее на хрупкое горло, перекрывая поток воздуха. Равнодушно наблюдает за моими попытками вздохнуть.

— Тогда и когда я этого захочу, — безапелляционный ответ.

Хмурится, став в одно мгновение злее. Повергая меня в ужас от пламени, бушующего в его взгляде. Кажется, он меня сейчас, точно муху, прихлопнет, — на его лице лишь яростное желание убивать.

Рука перемещается выше к подбородку. Сжимает его в стальных тисках, вызывая острую боль, от которой я тут

же задыхаюсь. Его пальцы нашли отметину, оставленную Юрасовым, и намеренно надавили на неё. Догадываюсь, что иного способа проверить, синяк это или нет, Ратмир просто не нашёл.

Верхняя губа мужчины презрительно кривится. Он всё понял. Хотя мне хочется оправдаться перед ним. Соврать, что я случайно встретилась щекой с дверным косяком или неудачно упала в ванной. Не признаваться же, что фатально ошиблась с выбором покровителя.

— Тебе нравится испытывать боль, тупая сука? — встряхивает, хватая за волосы, а сам тяжело дышит.

Вижу, как он теряет контроль. Как его пронзает лёгкая дрожь, ощутимая лишь потому, что наши тела прижаты друг к другу.

— Я уже давно не помню, как жить, не испытывая боли, — отвечаю, кусая губы.

Возникает мысль, что если я расплачусь, обнажу перед ним свою слабость, то он отступит.

Но меня так чертовски злит его непонимание очевидного. Ведь мои поступки — результат его действий! Поэтому я сама завожусь, пытаюсь оттолкнуть. Причинить ему физическую боль, царапая кожу предплечья наманикюренными пальчиками.

Но вместо того, чтобы отстраниться от меня, он словно против своей воли накрывает мои губы своими.

О нет. Он не планировал меня целовать. Не знаю почему, но я почти уверена в этом. Ведь поцелуй для него всегда являлся чем-то слишком личным. Шлюх он не целует. А я в его глазах вновь заняла это место.

Но поцелуй болезненный, острый. Больше похожий на укус. Метку. Клеймо. А мне именно этого и надо. Ощутить его так, чтобы почувствовать вкус крови.

Вопреки доводам разума, рассудку, я прижимаюсь к нему, глотая эту подачку. Царапаюсь, сжимаю его кожу, будто в попытке пробраться глубоко под неё. Как маленький настырный клещ. Выгрызу ему весь мозг. Вытрахаю, но заставлю вспоминать о себе вечерами с женой.

Другой рукой он скользит по голой коже спины под майкой, окончательно сбивая дыхание. Я вдыхаю воздух урывками, но его всё равно критически мало.

Пальцы ложатся на пояс свободных шортов. Смотрит мне в глаза и резко рвёт молнию.

Наблюдаю за этим широко раскрытыми глазами, слишком поздно пытаясь остановить его, — шорты уже сползли по ногам на землю. Автомобиль не позволяет разглядеть детали происходящего между мной и Ратмиром. Но это и так понятно каждому, кто находится поблизости.

Я цепляюсь за руку Сабурова, но мои попытки сопротивления бесполезны. Его пальцы накрывают мой лобок, едва прикрытый прозрачной тканью белья. Я вздрагиваю от ощущения жара между ног.

Последнее время особенно сильно хотелось секса. По-животному дико. До умопомрачения. Но оргазм, добытый усилиями эротических игрушек, приносил лишь мимолётное и какое-то фальшивое удовлетворение, не избавляющее от желания.

От его прикосновений внизу живота вихрем закручивается желание. Такое сильное и мощное, что едва обращаю внимание на происходящее вокруг нас.

Сколько пар глаз сейчас смотрит? Оборачиваюсь и вижу Андрея — моего личного телохранителя. Вышел из машины с оружием в руках и направился к тому самому спутнику Ратмира, что ехал с ним в одной машине. Я знала, что в автомобилях мужа и другие бодигарды. Но они не высовываются. Ожидают приказов.

Сабуров не дал мне увидеть дальнейшее, запустив руку под трусики. Уверена, что они были мокрые насквозь.

— Ты с ума сошёл? — едва соображая от неутолимого голода по нему, задаю резкий, злой вопрос. — Что ты делаешь?

Ответом мне был звук рвущейся ткани. Моего нижнего белья. Бежевая тряпочка полетела на землю вслед за шортами. Лишь прикосновение голых ягодиц к металлу автомобиля возвращало в реальность. Немного, совсем чуть-чуть отрезвляя.

Но он накрыл мою попу ладонью, прижимая к своему паху, давая ощутить голой кожей не только грубую ткань его одежды, но и внушительный бугор.

— Передаю привет твоему мужу.

Смысл сказанных слов не сразу доходит до сознания. Какой-то нелепый набор букв и звуков.

Сабуров разворачивает меня спиной к себе. Ладонь скользит по соскам, едва прикрытым под кружевом бюстгальтера. Жаждущим прикосновений. Он знает, как доставить мне удовольствие. Опускает ткань вниз и оттягивает острую горошинку, перекатывает между пальцами, срывая с моих губ стон удовольствия.

Хочется остаться в этой неге. Забыться в ней. Забыть, что он делает это со мной на глазах у зрителей.

Голым задом я неосознанно трусь об его пах. Выгибаюсь ему навстречу. Сама прошу взять себя. Грубо, как он умеет.

Слышу звук расстёгивающейся молнии, а затем шуршание упаковки от презерватива. Брезгует трахать меня без защиты?

Через секунду вбивается в моё тело. Резко. Глубоко. Останавливается там, на этой вершине, и я, оказавшись нанизанной на его член, трепещу от удовольствия ощущать его в себе. Прикрыв глаза, тихонечко скулю. Ратмир трётся небритой щекой о мою щёку. Царапает нежную кожу.

— Ну что, сучка, так тебя ебёт твой муж? — раздаётся грубый шепот над самым ухом.

Кусает мочку, срывая ещё один стон с губ, когда, качнувшись, выходит из меня почти полностью и заходит вновь.

От ощущения его пылающей плоти, распирающей стенки влагалища, моё сознание становится совсем мутным. Мысли плывут, растворившись в горячем желании, как в кислоте. Тягучем, вязком, как мёд. Доказательство моей слабости перед Сабуровым стекает по внутренней поверхности бедра.

Все едкие, колкие фразы, которые всегда наготове на моём языке, куда-то пропали. Остались только нечленораздельные звуки. Стоны. Жалобные всхлипы.