Курако
Шрифт:
В салон-вагоне спорят два человека. Самое важное сейчас — заняться разработкой копей Анжеро-Судженского района, прилегающего к магистрали. Таково мнение правительства. Технический руководитель объединения «Сибуголь» держится иной позиции. Все горное оборудование и одежду для шахтеров он отправил в южную группу кузнецких рудников, в Осиповку и Прокопьевск, где начались капитальные работы. «Сибуголь» не выполняет важных правительственных распоряжений, направленных к тому, чтобы восстановить движение на железных дорогах.
— Почему вы противитесь развитию Анжеро-Судженки? — задает вопрос начальник экспедиции. — В этом все наше спасение.
— Там грязные
— Дайте какой угодно уголь, хоть зольный, хоть тощий. Уголь нужен немедленно. У нас стоят паровозы.
Руководитель «Сибугля» этого понять не хочет. Его интересует проблема Кузнецкого бассейна в целом. В системе Урало-Кузбасса Анжерский район занимает ничтожное место.
— Уголь нужен сегодня. Жизнь страны зависит сейчас от Сибирской магистрали, от движения составов с сибирским хлебом.
Постучали в дверь.
— К вам товарищ Курако.
Полномочный представитель правительства тепло здоровается со знаменитым доменщиком.
— Я много слышал о вас, Михаил Константинович. Вы нужны республике.
Возобновился прерванный спор. В вагоне сибирской экспедиции решается вопрос государственной важности. Молча слушает Курако то, с чем связана и его личная судьба.
— Я прошу вас все средства направить на Анжеро-Судженку. Прокопьевск и Осиповку поставьте на консервацию.
— Подчиняюсь, но...
— Никаких но... Михаил Константинович, убедите же его.
— Точка зрения правительства безусловно правильна. Республике сейчас не до завода, ей нужен хлеб.
Выйдя из вагона, Курако чувствует, что с ним неладно, горит голова и во рту противный вкус.
Через сутки он был в Гурьевске, где продолжала работать его конструкторская группа. Курако поднял на ноги уже спавших друзей. Не своим голосом он говорит:
— Постройка завода отложена.
Его лицо пылало. Он закуривал и выбрасывал папиросы. Во рту был все тот же тошнотворный вкус.
— Не больны ли вы, Михаил Константинович? — спросил Казарновский. — Поставьте градусник...
Ерунда... Мы еще сюда вернемся.
Это была его последняя встреча с друзьями.
Приехав на лошадях в Кузнецк, Курако тотчас свалился. На груди выступили темносиние пятна признаки сыпного тифа. Из Гурьевска приехал Жестовекий ухаживать за больным. Он застал своего учителя в очень тяжелом состоянии.
Через три дня его не стало.
Курако похоронили на заводской площадке, в двадцати пяти километрах от Кузнецка, на самом высоком месте, где предполагалось строить народный дом.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В 1922 году И. П. Бардин получил письмо, теплое и бодрое: «Хорошо в Сибири. Здесь быстрые реки и чистая вода... Приезжай в гости». Год путешествовало письмо из Кузнецка в Енакиево. Даже по тем временам, когда железные дороги, как и все хозяйство страны, только-только возрождались после тяжелой разрухи, это был очень уж большой срок. Письмо Курако осталось без ответа. Замечательного человека уже не было в живых.
В местах, связанных с жизнью и деятельностью знаменитого доменщика, расцветала новая жизнь. В рудниках и на заводах уже не хозяйничали, как в дни Курако, иностранцы.
Солнечную Украину больше не топтали сапоги интервентов и отечественных золотопогонных генералов. Рабочие поселки оглашались звонкими песнями молодежи. Юзовка, Макеевка стали называться по-иному, получив имена организаторов славных революционных побед. Начиналась героическая полоса восстановления и реконструкции оцепеневших за годы гражданской войны
По бескрайным равнинам страны уже мчались поезда с зерном и углем, с лесом и металлом. Правда, очень мало было металла. Все вместе взятые заводы юга и севера в 1923 году дали около 700 тысяч тонн чугуна. В шесть раз меньше того, что Россия выпускала в последний год перед империалистической войной. В угле и металле — спасение государства, где создается новый социальный строй. Величайший гений революции бросил свои вещие слова: «...без спасения тяжелой промышленности, без ее восстановления мы не сможем построить никакой промышленности, а без нее мы вообще погибнем, как самостоятельная страна » [3] .
3
В. И. Ленин, Соч., т. XXVII, стр. 349.
Пора деятельного творчества наступала для металлургов юга, взращенных «спасителем печей». Многого им не добиться от дряхлого оборудования домен. Их нужно модернизировать. Живы идеи Курако. Его американские конструкции могут служить образцом. Его чертежи и проекты весьма пригодились. Живы концепции гениального практика, его истолкования доменных процессов.
«Кем был бы я, — вспоминал И. П. Бардин, — если бы судьба не столкнула меня с Курако».
В годы становления советской металлургии даровитый американист-куракинец сооружает на заводе имени Дзержинского две домны нового типа. Они снабжены скиповыми подъемниками, механическими колошниковыми устройствами и холодильниками горна, впервые внедренными в России Курако. Конструктор Н. Г. Кизименко, последователь Курако, в 1926 году проектирует первую в Советском Союзе мощную доменную печь с бункерами и вагонами-весами.
Прекрасная родина Курако — человека, все годы свои боровшегося с варварской техникой, — строит социализм. Можно ли базироваться на ветхих доменках Урала, на допотопных кайлах, на примитивных желонках для тартания нефти? Нет, они не в состоянии дать столько топлива и металла, чтобы можно было связать рельсами бездорожные окраины, послать машины на поля, сделать страну цветущей, зажиточной, способной обороняться от иноземных нашествий.
Профессора, металлурги, конструкторы собираются в стенах Гипромеза. Этот институт создан правительством в 1926 году. Гипромез проектирует новые заводы для производства железа. Они должны сооружаться на юге, на Урале, в Сибири. Модели, кальки тысячи проектов... Это эмбрионы будущих индустриальных гигантов. Маститые профессора и конструкторы ведут жаркие и продолжительные дебаты.
Урало-Кузнецкий бассейн... Эта величественная проблема всплывает во всем своем объеме.
Эра великих работ наступила в стране рабочих и крестьян. Но оказалось немало противников смелых государственных планов. Это были осколки разбитых революцией классов, буржуазные экономисты, техники, многочисленные агенты иностранных держав. Они тянули советскую державу вспять, не оставляя мысли о реставрации в ней капитализма. Они всеми силами мешали и осуществлению проблемы Урало-Кузнецкого бассейна. «Сибирь — это глушь», глубокомысленно вещали они. Сибирь может обойтись небольшими и маломеханизированными домнами. Американизированный завод, находящийся где-то на отлете страны, в таежной глухомани... Да он не найдет подходящего близкого рынка для сбыта своей продукции. Такова была экономическая доктрина людей, задавшихся целью повернуть историю вспять.