курьер.ru
Шрифт:
Со скрипом отворяется низкая, обитая железом дверь, и из мира зимней таежной ночи — в другой мир:
Там мат солидной драпировкой,Там разговор за поллитровкой,Там тешит взор национальный колорит..[29]Рюкзак в угол и снова — наружу: скинуть рубаху, насквозь потную, обтереться до пояса снегом, переодеться в сухое. В избе налить кружку чаю. В избе гость, только что вернулся с эфиопско-эритрейского фронта.
— ...По тревоге подняли, в самолет посадили, ни хера ни сказали — куда, зачем... Где-то сели, вышли из самолета, кругом песок, жарища. Построились, пошли. Смотрим, недалеко черные в камуфле; сунулись к ним, а они из базуки как ахнут! Мы потом по трупам посмотрели — эритрейцы какие-то. Я раньше и не знал про таких. После-то, правда, нагляделся...
Войны казались далекими, все они шли где-то за границей, охватывая планету огромной пылающей дугой: Сальвадор, Никарагуа, Ангола, Мозамбик, Эфиопия, Афганистан, российско-китайская граница, Вьетнам, Камбоджа, Лаос... Страны резались друг с другом и без оглядки на «больших братьев». На Фольклендах английские спецназовцы заходили в тыл аргентинским «коммандос», выдрессированным американскими «зелеными беретами». Хлестал ливень, по скалам текли потоки воды, а гуркхи — непальские горцы, из которых комплектуются лучшие силы Ее Величества — поднимались на вершину, а потом, швырнув ручные гранаты, кидались в рукопашную, выхватив ножи «кукури»...
На столе появляется канистрочка «святой воды», скопленной в долгих трудах по обслуживанию электронно-вычислительной техники. Нос щекочет острый запах спирта, следует предложение принять «малую толику». Никого не обделяют, никто не отказывается. Разговор постепенно стихает. Гасится керосиновый фонарь, в темноте, чуть краснея, потрескивает печка, а к замерзшему окошку глухо подступает древняя сибирская ночь. Вот завтра, завтра...
И наступает завтра. Морозный снег на утреннем солнце сверкает золотисто-зелеными искрами. Тропинка, забирая в гору, петляет меж двухметровых сугробов в густом пихтаче. Показывается бурый каменный бок, взлетающий в синее небо, а там, далеко вверху, светятся желтые стволы сосен и мелькает пятнышком чья-то ярко-красная пуховка. Белка в серой шубке прыгает с пихты на скалу и скачками мчится вверх, оставив облачко снежной мерцающей пыли. Утоптать снег на «полке», руку в «карман», потом «откидка», переход в «камин» и дальше траверсом через «катушку» [30]. Ну, двинулись...
Вечером последний чай в избе и в темноте всей компанией вниз. Автобус, железный стук триконей в темном подъезде, горячая ванна, за ужином ленивый треп с сестрой. Потом сон, слившийся с нынешним сном — в палатке, под дождем, падающем на темные горные джунгли...
***
Гулянка закончилась, солдаты уснули, лишь бронетранспортер, с плеском переваливаясь в глинистых лужах, возвращался из деревни, доставив туда девушек. В госпитале стонали раненые, приходя в себя после наркоза. Первая ночь после ранения кажется бесконечной — сна нет, вокруг только боль и темнота, в которой словно повис беспомощный человек. Лишь под утро забывается он беспокойным сном. Дежурный поправлял одеяла, приносил воды тем, кому можно.
В штабном вагончике шло совещание — среди офицеров сидели Чен, Рахим, командир китайского батальона. На пластиковом столе разложена крупномасштабная топографическая карта, изображающая странную местность — почти ровную, безлесную, с извивами узких речек и зубчатыми полосами длинных обрывов.
Там, на этой местности, шел бой — горели бронетранспортеры, стреляли танки, бензовоз превратился в огненный шар. Вокруг машин отстреливались и умирали макаки — туземные солдаты в малиновых беретах. С разных сторон в них летели трассеры, а в темноте, откуда они летели, временами раздавалось: «Аллах акбар!» Командование штурмовых батальонов уже знало об этом бое и внесло коррективы в свои завтрашние планы. Спустя час совещание закончилось и офицеры стали расходиться — спать.
***
В это время Патриция была в своей комнате, но еще не спала. На столе, рядом с автоматом, горела свеча, рядом стояла полупустая бутылка виски. На женщине была длинная узкая юбка, короткий приталенный жакет с прямыми плечами. Изгибаясь под музыку, Крыса ритмично двигала бедрами, кружилась по комнате, медленно стягивая жакет, потом юбку. Играл магнитофон, в пустом доме разносился французский голос Милен Фармер, наполненный непонятной, нелогичной печалью: она пела «Sans logique»[31].
Оставшись в длинной шелковой блузке, напоминающей комбинацию, Крыса все продолжала свой танец — далеко отводила таз, потом резко двигала им. Легла на кровать, высоко подняв колени. Полы блузки съехали вниз, обнажив крепкие загорелые бедра. Медленно изогнув руку, женщина взяла указательный палец в рот, охватив его ярко накрашенными губами. Откинув голову, другой рукой погладила себя по груди, потом по животу. Длинная кисть прошла под резинку узких кружевных трусиков, задержалась там — тело напряглось, голова откинулась, а узкие губы скривились жадно и горько...
Глава тринадцатая
— Просыпайся, Эндрю! Подъем! — Откинув полог, Чен заглянул в палатку — чисто выбритый, благоухающий «Олд спайсом».
— Отсоси! — послал его Шинкарев, не открывая глаз.
— А по-другому не мог сказать?
Андрей поднял голову. «В армии встают в шесть утра, независимо от времени суток», — вспомнился очередной прикол институтской «военки». Вылез из спальника, поскреб в бороде.
— В Сибири вырос, негде было манер набираться... Черт, такой сон испоганил!
— Да ну?! Ты видел там девочку из «Плейбоя»? — ухмыльнулся Чен.
— Я там маму твою видел!
— Ладно, не будем острить по-американски. Поднимай задницу, через десять минут жду тебя в китайской столовой.
— Элизабет уехала? — спросил Шинкарев, натягивая высохшую форму.
— Ты хоть умойся.
— Так уехала?
— Уехала, привет передавала. Осталось восемь минут. — Опустив полог, Чен ответил уже снаружи.
— А пошел ты... — послал ему вслед Шинкарев.
— Ответ неверный. Семь с половиной минут. — Голос уже удалялся.
Снаружи солнце блестело в мокрой траве. Бурлил коричневый ручей, качались под ветром перистые кроны пальм. Над темно-зеленой вершиной в синем, чисто промытом небе проносило белые клочья облаков. Послышался гул мотора, из-за горы показался вертолет с красным крестом на борту. Поблескивая стеклами кабины, он промчался над лагерем и скрылся за лесом.
Из столовой спускались китайские солдаты, улыбались Андрею, приветственно вскидывали ладони. У всех на плечах автоматы, каски закинуты за спину. Уверенно гремели ботинки по железной лесенке. Чен, уже успевший позавтракать, сидел за столиком с чашкой кофе, ожидая Шинкарева.