Курица в полете
Шрифт:
Как хочется вот сейчас остановить машину и накинуться на нее… А может, просто объясниться с ней по-честному, сказать — так и так, я не могу жениться, не хочу обманывать, согласна принимать меня таким — отлично, нет — очень жаль и давай расстанемся без лишних драм. Ах боже мой, зачем ты, Митяй, опять наступаешь на те же грабли? Она, конечно, согласится принимать тебя таким, но в душе все равно будет надеяться и верить, что сумеет тебя приручить и никуда ты от нее рано или поздно не денешься… А потом она будет умирать от горя, притворяться, что хочет покончить с собой, а то заявит, что беременна, или вовсе родит, сказав,
— Ой, я заснула! Простите!
А какой голос, с ума сойти.
— Да за что прощать? Ты так сладко спала, видно, действительно утомилась.
— А где это мы едем? В темноте не разберешь, это уже Ленинский?
— Совершенно верно. Элла, говори мне «ты», меня твое «вы» как-то деморализует, я чувствую себя почти старцем…
Она улыбнулась, как ему почудилось, загадочно.
То есть она и впрямь считает меня стариком? С какой стати?
— Что ты делаешь завтра вечером? — неожиданно для себя самого спросил он.
— Пока не знаю. А что?
— Давай завтра куда-нибудь сходим, а? В театр, например, а потом где-нибудь поужинаем, а?
— Можно, — просто и радостно ответила она.
— Хочешь, сходим на концерт Хворостовского, а?
— Туда, наверное, не попасть.
— Но ты хочешь?
— Да нет, пожалуй.
— Ты не любишь пение?
— Очень, очень люблю. Но Хворостовский…
Я умом понимаю, что у него божественный голос, что он изумительно поет, все понимаю и ценю, но.., наверное, я скажу глупость… У меня от его пения мурашки по спине не бегут… Организм не реагирует, понимаете? Это, конечно, мое субъективное ощущение…
Он изумленно взглянул на нее и затормозил.
Они приехали. Он не выдержал и спросил охрипшим голосом:
— А от меня… От меня у тебя бегут мурашки?
— Еще какие! — просто ответила она.
Но тут у него зазвонил мобильный.
— Мама? Что? Да, сейчас еду! Да, мама, понял!
Прости, Элла, отца увезли в больницу… Сердце… Я должен мчаться. Я позвоню. До свидания.
Время шло. Жизнь Эллы вошла в прежнюю колею, словно никогда в ней не было ни телевидения, ни Воронцова. Но вот по дороге с работы она купила очередной номер «ТВ-Парка» и в субботу обнаружила в программе свою передачу — «Рецепты моей бабушки»! Сердце забилось как сумасшедшее. Элла заметалась, ей стало так страшно, как еще никогда в жизни. Что, если я провалюсь? Вдруг мое шоу никуда не годится? Она бегом бросилась домой и позвонила Маше.
Но там никто не отвечал. А Машкин мобильник был заблокирован. Наверное, забыла заплатить.
Она опять открыла журнал, словно надеясь, что на сей раз ее шоу там не окажется. Но напрасно.
Черным по белому было написано: «Рецепты моей бабушки». И более того, справа, где анонсировались старые фильмы и новые программы, была крохотная заметочка: «Канал открывает новую рубрику: „Рецепты моей бабушки“. Ведущая — юрист Елена Якушева». Елена! Какой идиот это писал? А впрочем, так даже лучше — раньше времени никто из знакомых и коллег не узнает. Она еще не видела смонтированный вариант программы. Надо позвонить Пузайцеру, пусть покажет ей, — в конце концов, она имеет право… А то сняли и забыли о ней. Ее кухню, которую она так любовно обживала, разобрали, слишком дорого стоит в Останкине аренда. А новую, скорее всего, и не построят, шоу провалится… Как пить дать провалится!. Увидят зрители на экране такую корову и скажут: куда ты, дура, суешься на экран?
Кто-то на днях говорил, что телекамера очень полнит, мол, в телевизоре каждой женщине, считай, прибавляется восемь кило… Ужас!
Словом, она была в панике. Металась по квартире и в результате затеяла разборку шкафов на кухне. За последнее время там черт знает что образовалось. Вот, если мне заплатят на телевидении, как обещали, надо будет сделать ремонт, хотя бы косметический. И купить новый холодильник, а то этот уже никуда не годится. В наше время просто смешно размораживать холодильник. А какой шикарный холодильник на кухне у Воронцова — огромный, серебристый… Нет, об этом вспоминать нельзя! Это табу! Машка поняла, молчит, ни о чем не спрашивает. Но тут она сама позвонила, и голос у нее звенел от радости:
— Элка, ты сидишь или стоишь?
— Сижу, а что случилось?
— Элка, тогда ляг, а то со стула свалишься!
— Машка, не тяни!
Маша понизила голос:
— Элка, я беременна!
— Нет, правда?
— Правда, правда, истинная правда! Тест подтвердил! Я буду рожать! Мама в восторге! Можешь себе представить!
— Машка, от кого?
— Ты легла? От Пузайцера!
— Машка, кончай шутить!
— Какие шутки! У меня, кроме него, в последнее время никого и не было.
— Но я ничего не заметила.
— А что ты вообще в последнее время замечала?
— Когда ж вы успели?
— Долго ли умеючи?
— Но у него же и так двое детей!
— А при чем тут он? Он свое дело сделал! Между прочим, имей в виду, если ты ему хоть словечко ляпнешь, хоть намекнешь, я с тобой рассорюсь навсегда! Я хочу ребенка, а этот тип мне совершенно не нужен!
— Так ты что.., сознательно.., хотела ребенка именно от Пузайцера?
— Да нет, просто был такой момент, когда я захотела Пузайцера. И легко этого добилась.
И вдруг такой подарок! А что, у него ведь хорошая морда, он трехжильный, детки симпатичные такие, я фотки видела, так что наследственность вполне приличная… А главное — получилось! И мама счастлива. Можешь себе представить, она пошла в поликлинику, обследовалась и сказала: «Я теперь могу с чистой совестью советовать тебе рожать без мужа! Я успею его вырастить!»
— Скажи маме, что я ее обожаю! И буду помогать тебе тоже чем смогу. Это будет мой двоюродный ребенок, ты согласна?
— Помощь принимаю от всех, у кого добрые намерения! Но от Пузайцера ничего не хочу, и меньше всего хочу, чтобы ребенок носил фамилию Пузайцер! Элка, ну скажи, разве не здорово?
Элла рассмеялась:
— Еще как здорово. А как ты себя чувствуешь?
— Великолепно!
— Маш, а у меня тоже новость: в программе объявлена моя передача. Только там написано: ведущая Елена Якушева.
— Вот сволочи! Но в конце концов… Элка, ты, надеюсь. Новый год с нами встречаешь?
— Что за вопрос? Машка, а можно я у тебя одну вещь спрошу?
— Валяй!
— Маш, ты Пузайцера без бейсболки видела?
— Нет! Но я, честно говоря, и не стремилась.
Может, лучше не видеть?