Курлышка
Шрифт:
— Я, наверно, домой пойду…
— Ступай, — тётя Фая даже не подняла головы.
В поле, неподалёку от дороги, Даша разглядела среди работающих своего отца. Папа сноровисто поддевал вилами валок. Льдинки осыпались звеня и тут же таяли на солнце. Даша взяла вилы:
— Дай-ка я попробую. У-у-у… Тяжело…
— Беги домой быстрей, — сказал отец. — Там мать на четыре части разрывается.
Листья после мороза на другое утро словно кто ножницами стриг. В лесополосе, под клёнами,
— Ага… Листочки… Кленовые… А твоя сестрица… — голос у Гали был приторно-сладенький.
— Что моя сестрица? Вчера спозаранку в поле уехала, валки шевелить.
— То-то, спозаранку… Надсадилась твоя Алечка…
— Заболела? — испугалась Даша.
— Ещё как заболела-то. Днём не спится, ночью не естся… Вон, по коридору прогуливается. А вчера поработала чуток и за сердце схватилась: «Ой, не могу, ой, помираю…» Пришлось Лёше её с поля увозить. А Клава с девочками их валки заканчивали, на середине брошенные.
После уроков Аля пришла на подстанцию — осунувшаяся, бледная до синевы.
— Может, в последний раз я к вам, — сказала она Даше.
— Ты же у нас хотела остаться.
— Маму жалко. Я вчера накричала на неё, а потом… Так мне плохо было. Сегодня опять эта Клава…
Затрещал мотоцикл — подъехал Лёша.
— Даша! Иди помоги мне, — позвала мама. — Сейчас обедать будем.
Даша, достала солёных огурцов из подполья, нарезала хлеба и побежала звать к столу Алю и Лёшу.
— Спасибо, я обедал, — буркнул Лёша.
— Сейчас, — кивнула Аля и продолжала: — Она же мне мать. Пойми, Лёшенька…
— Ну что ж… — Лёша вскочил в седло, а глаза у него были такие незрячие, что Даша испугалась: ещё разобьётся где-нибудь.
— Лёша! Погоди! — крикнула вслед Аля. — Лёша! Я ещё не всё сказала!
Но Лёша её не услышал.
После обеда Аля вышла во двор:
— Потанцуем, Курлышка, на прощанье!
Курлышка танцевать не хотел, и Аля стала кружиться одна. Кружилась-кружилась, потом села на качели, качнулась раз-другой и заплакала…
Курлышка в небе
Включили радио, и в комнате зазвучал приятный баритон дяди Сени:
— Открываем сатирическую страничку: «Люди — жать, а они с поля бежать».
— Вот именно, — усмехнулся папа и выдернул вилку из розетки. — Вчера директор совхоза меня остановил. «Твой свояк, говорит, заявление подал. „По состоянию здоровья жены“. Ты бы уговорил его всё-таки остаться». — «Свояк-то, говорю, мой, да ум у него свой».
— Похоже, нигде они себе места не нагреют, — вздохнула мама.
Подмёрзшая земля звенела под ногами. Смолк на полях гул комбайнов, иссяк поток машин на дорогах, лишь мачты в степи вели свою привычную перекличку: «Идёшь?» — «Иду-у-у…»
На подстанцию то и дело приезжали разные люди, что-то вымеряли, высчитывали, и уже со дня на день должна была прибыть строительная механизированная колонна.
— Папа, а подружки у меня теперь будут? Ты узнавал, есть у них дети, у тех, кто сюда приедет?
— Будут, будут, — отмахивался папа.
— Нет, ты точно узнай, девочки или мальчики и сколько им лет.
Мама и Даша помогали родственникам укладываться в дорогу. Как всегда, больше всех суетился дядя Сеня:
— Вот мы сейчас чемодан коленкой примнём, он и закроется… А фотокарточка почему валяется? Это же я с сазаном… Фаечка, где у нас альбом?
— Ах, Сеня, ну что ты со своим сазаном? Тут кастрюли в ящик не помещаются.
— Сейчас мы кастрюля в кастрюлю. Идеально!
— Вот, Наташа… — тётя Фая держала в руках воздушное платье с блёстками. — Возьми, Даше к Новому году пригодится. Ушьёшь, укоротишь…
— Не надо, Фаечка, — почему-то испугалась мама. — Я Даше сошью, если потребуется. Пусть Але будет память.
Аля стояла у окна, прижавшись лбом к стеклу. Накануне она уже не ходила в школу. А там был праздник Урожая. Гремел оркестр, вручали премии. Иван Филимонович передал Клаве Сивцовой большую коробку, перевязанную красной лентой, и она гордо сошла со сцены. Её окружили подружки.
— Идём посмотрим, что ей подарили, — потянула Галя Дашу.
Подошла и Анна Матвеевна, поздравила Клаву.
— Девочки, что-то я Али не вижу.
— А она уезжает. Уже документы забрала.
— Какая жалость… Я думала, это просто разговоры.
— Невелика потеря, — заметила Клава. — Только и делов было — с нею нянчиться.
Анна Матвеевна огорчилась:
— Клава, Клава, зачем ты так? Аля — твоя подруга.
Клава фыркнула, поморщилась:
— Моя подруга? Эта кривляка, белоручка?..
И тут возмутилась не только учительница, но и десятиклассницы, стоявшие вокруг:
— Как тебе не стыдно, Клавка… Она же старалась, только не всегда получалось у неё.
— А малыши её как любят!
— Про кого это вы? — спросил подошедший Иван Филимонович. — А, про Алю… Славный человек, добрая душа…
…Вещи были увязаны.
— Кому квартиру передаете? — спросила мама.
— Темиру-экономисту. К нему жена приезжает на днях с ребёнком и братишкой, — сказал дядя Сеня.
— Значит, в этой квартире будет жить Айдос… — порадовалась Даша и тут же опять загрустила: «Аля, Аля…» Она подошла к сестре, уткнулась носом ей в плечо: — Как же Курлышка-то без тебя?