Курс на Юг
Шрифт:
2
Р. Киплинг, «Якорная»
Камилла наклонила серебряную, исходящую ароматным кофейным паром бульотку, и наполнила чашки. За ланчем, сервированным в пассажирском салоне «Луизы-Марии» она предпочитала обходиться без услуг горничной. Лиззи только подала кофе со свежими, выпеченными на парижский манер, круассанами, положила на угол стола газеты, полученные со голландского пакетбота, и удалилась. Барон, сделав маленький глоток обжигающего, чёрного, как смола, напитка, развернул лондонскую «Таймс».
«…война в Афганистане, начавшаяся в ноябре 1878 года, принесла нам сплошные разочарования. Войска терпели поражения, и армии еле-еле удалось избежать полного разгрома. Это вызвало брожение среди некоторых индийских раджей, видевших в ослаблении Британии шанс для восстания. Вскоре начались беспорядки в Индии, спровоцированные выводом британских войск из Кандагара. Но это были лишь отголоски надвигающейся бури.
После того, как Особый Туркестанский Корпус генерала Гурко вторгся в вице-королевство со стороны Гиндукуша и Сулеймановых гор, в Индии вспыхнуло восстание, грозящее если не уничтожить вовсе наше господство в этой стране, то, во всяком случае, сильно его поколебать. При этом Британия оказалась крайне затруднена в части снабжения – как из-за развёрнутой Россией крейсерской войны, так и из-за потери Суэцкого канала. Последнее обернулось подлинной катастрофой, в особенности на фоне прочих неудач Королевского Флота. Но теперь, когда пушки смолкли и судьбы мира решаются не на морских просторах, а в кулуарах конференции в Триесте, мы вправе задать правительству вопрос: сколько ещё будут продолжаться эти мятежи, равно губительные для престижа Британской Империи и для её экономики с финансами?..»
– Досадные неудачи! – презрительно фыркнул Греве. – Это так господа «просвещённые мореплаватели» называют потерю сначала Балтийской, потом Средиземноморской эскадр, а потом ещё и унизительный щелчок по носу, которым их наградили янки в Чесапикском заливе? Да, на какие только словесные ухищрения не пустишься, чтобы хоть чуть-чуть смягчить тягостное впечатление от поражений…
Камилла пожала плечиком.
– Думаю, ты не вполне прав, мон шер ами. Кабинет Гладстона у власти меньше трёх месяцев, и вину за все неудачи британская пресса валит на ушедшего в отставку Дизраэли и его министров. Автор этой статьи смотрит в будущее: без сильного флота Индию не удержать, и в Британии вовсю обсуждают новую кораблестроительную программу, которая позволила бы восполнить понесённые потери. Можешь не сомневаться, вскоре программа эта будет представлена в парламент, и я боюсь даже предположить, о каких суммах там пойдёт речь…
Греве кивнул и покосился на жену с подозрением. Его супруга – поистине обворожительная женщина, и в постели неподражаема, но… сколько раз его предупреждали избегать связей с чересчур умными и деятельными представительницами слабого пола? А ведь любой известной ему даме, попадающей под это определение, его жена даст сто очков форы по части разума и кипучей энергии.
– … но дело, конечно, совсем в другом. – продолжала Камилла, не замечая (или делая вид, что не замечает?) как вытянулась физиономия супруга. – Пока Гибралтар, Сингапур и подобные им приморские твердыни сидят, как пробки в бутылках, в самых важных для мировой торговли узостях – англичане могут чувствовать себя вполне уверенно. Что до броненосцев… – она мило улыбнулась и сделала ещё глоточек кофе, – то они могут наклепать сколько угодно, верфей и заводов в Англии достаточно, да и мастеровые пока не все взяты во флот матросами. Впрочем… – Камилла сложила газету, – я уверена, что твои бывшие начальники хорошо это понимают.
Барон медленно кивнул.
– Ладно, что это мы о политике, да о политике? – она улыбнулась мужу и, шурша накрахмаленными юбками, поднялась со стула. – Я буду ждать в каюте милый Шарль. Как только закончишь свои скучные дела – приходи. Надеюсь… – на этот раз улыбка была откровенно вызывающей, – …надеюсь, мы до ужина найдём занятие поувлекательнее.
И выпорхнула за дверь, оставив лёгкий аромат корицы и жасмина.
Барон проводил жену взглядом, помотал головой, отгоняя соблазнительное видение того, что ждёт его в каюте, и подошёл к стоящему в углу салона бюро на гнутых ножках. Ключиком, привешенным к часовой цепочке, отпер ящик. Вытащил конверт из толстой тёмно-коричневый бумаги, извлёк из него листок – и нахмурился. В верхнем углу, на синеватой веленевой бумаге, красовался лиловый штамп Морского министерства Российской Империи.
«Привет и долгие годы жизни тебе, Гревочка, друг любезный! Вроде, и двух месяцев не прошло с нашей прошлой встречи – а сколь много в них уместилось! Для начала, прошу извинить меня за то, что не смог присутствовать на твоём бракосочетании; назначение моё в Триест, в нашу делегацию на конференции по Суэцкому каналу, в самый последний момент было отменено. Заодно сорвалась и поездка в Европу, которой я намеревался воспользоваться, чтобы посетить ваше с прелестной мадам Камиллой торжество. Что поделать, mon amie, служба, служба! Письмо это отсылаю не обычной почтой, а с оказией – позже ты поймёшь, почему…»
Добравшись до этих строк, барон Греве пожал плечами. «Оказия» означала дипломатическую корреспонденцию русского консула в королевстве Бельгия – пакет из тёмно-коричневой бумаги был доставлен ему на дом посольским курьером, что, наряду с казённой адмиралтейской печатью, подтверждало особый статус послания, весьма далёкий от дружеской переписки. С тех пор барон не раз и не два перечитал послание Остелецкого – слишком уж важными и тревожащими были содержащиеся в нём известия.
«…всё понимаю, друг мой: сладость медового месяца, новые знакомства, вхождение в высший свет, да ещё сугубо деловые хлопоты – как же, целая пароходная компания, это тебе не дежурная вахта на «Крейсере»! Однако же – памятуя о службе государевой, которая, смею надеяться, и для тебя пока ещё не пустой звук, принуждён обратиться с просьбой. Ведомство, которое я в настоящий момент имею честь представлять, до крайности заинтересовано в том, чтобы ты изменил планы и предпринял вояж – и не куда-нибудь, а к берегам Южной Америки, к самым скалам Магелланова пролива, которыми мы с тобой и с товарищем нашим Серёжкой Казанковым бредили ещё в Училище. Кстати, о Казанкове – он сейчас направляется в город Новый Йорк на борту корвета «Витязь», где состоит в должности старшего офицера. Да ты, наверное, помнишь – его спускали на воду в день нашей встрече в Петербурге, и мы даже слышали учинённую по сему поводу салютацию. Это, скажу тебе, Гревочка, какая-то нерусская поспешность и поворотливость: всего полтора месяца прошло с момента, когда судно покинуло стапель Балтийского завода – а его уже достроили и оснастили для первого плавания. Глядишь, и встретитесь сmonsieur Казанковым; конечно, Южная и Северная Америки изрядно отстоят одна от другой – а всё же это ближе, чем от твоего Остенде или наших столичных пенатов.
Касательно поручения, которым моё начальство намерено тебя обременить. По причинам, которые должны быть тебе понятны, я не могу изложить их в этом послании. Поступим так: в конце мая я буду во Франции, в Париже, там и встретимся. Я подробнейше тебе всё объясню, а заодно, отметим изменение твоего семейного положения, как подобает старым товарищам. Счастливец ты, Гревочка: мне-то с моими невысокими чинами ещё нескоро светит получить разрешение на брак; впрочем, пока я и намерения-то такого не имею. Что до нашего Серёжи, то он, сдаётся мне, до сих пор хранит в сердце траур по ненаглядной своей Ninon, и даже недавняя военная компания не принесла бедняге душевного спокойствия. Ну да Господь ему и судья и утешение.