Шрифт:
…Жаркое южное лето начала восьмидесятых.
Затерянная среди раскалённых, словно в настоящей африканской пустыне, невысоких горных хребтов, сопок, неизвестная бухта.
Время около пяти часов утра.
Плац учебного центра морской пехоты.
Объявлен «Большой сбор»!..
Весь личный состав Учебки, в том числе и мы, курсанты 1-го курса одного из военно-морского училища, накануне прибывшие сюда из милого умеренно-прохладного города на Неве для прохождения практики, в полной походной амуниции бойко выскакиваем на огромную, с футбольное поле, площадь – плац. Асфальт под ногами, не сумевший
Бравый, почти двухметровый, молодцевато-подтянутый полковник Великанов, в прошлом настоящий боевой офицер морской пехоты, а ныне руководитель нашей курсантской практики, придирчиво принимает доклады от командиров рот, то и дело, заставляя их повторить свой доклад, дабы добиться четкой фиксации строевой шага и… голоса.
– По плацу весь личный состав ходит либо строевым шагом, либо бегом, – то и дело взрывается над нашими головами его высокомерный командный «рык» на очередного докладывающего. – Курсанты перемещаются только строем в составе подразделения, – ревет он в сторону опоздавших, всё ещё выскакивающих из казармы.
Получалось так, что при выходе из казармы, хочешь того или не хочешь, но ты всё равно попадешь на плац, а значит – парадокс! – движение должно происходить только строем и только в составе группы.
Полковник счастлив – он в своей стихии!
Возглавляемая им кафедра морской пехоты единственная в морском училище, где служат строевые сухопутные офицеры, и потому на них традиционно возложена миссия обучения строевой подготовке весь личный состав подразделения. За это-то преподавателей кафедры и недолюбливают, но, одновременно, и боятся, обзывая за глаза по-морскому пренебрежительно – «Сапоги».
– Внимание!.. Ставлю боевую задачу, – эхом разносится в утренней тишине звонкий голос полковника.
Воцаряется «гробовая» тишина на всем пространстве вокруг плаца. В беспокойном молчании застывают даже несвоевременно разбуженные бакланы на крыше казармы, перестав шибуршать, каркать и шевелиться.
– То-ва-ри-щи офицеры, мичмана и курсанты, объявляю время: «Че минус четыре»! Требую высадить десант, атаковав условного противника, занявшего сопку на юго-востоке бухты, и в течение четырёх часов создать на ней боевые позиции для обеспечения приема основных сил морской пехоты со стороны моря, – четко выговаривая каждое слово, слог, букву командует Великанов. – Вопросы есть?.. Нет!.. Напра-а-аво!!! Бего-о-ом а-арш.
Итак – штурм начался, курсантский десант двинулся на занятие позиций наверху ближайшей от нас сопки!
Время – «Че минус четыре», точнее уже «…минус три, полста пять»!
«Раз – два, раз – два…».
Сопка со стороны нашей Учебки, кажется, не такая уж и высокая.
«Раз – два, раз – два…».
Да и находится вроде б совсем недалеко – вон она, рукой подать.
«Раз – два, раз – два…».
Но чем ближе к ней, тем круче становится подъем.
«Раз – два, раз – два!.. Шагом… марш!..».
Светает.
«Раз – два, раз – два…».
На юге, в отличие от нас, солнце встаёт и садится под прямым углом – сумерки короткие.
«Раз – два, раз – два…».
Пространство быстро раздвигается.
«Раз – два, раз – два…».
Вон уже появляются первые очертания голых чёрных камней, хаотично нависающих отвесными, высотой с десятиэтажный дом, стенами над мирно блестящей где-то внизу водой.
«Раз – два, раз – два…».
На проступающих бескрайних просторах просыпающегося моря угрюмо вырисовываются тени каменных исполинов. Загорающаяся от восходящего солнца морская гладь сливается где-то там, далеко, с нежной глазурью безоблачного неба.
Горизонта – словно нет!
«Раз – два, раз – два!.. Стой!..».
Сопка взята!
Время – «Че минус один»!
Получается, что мы на целый час раньше выполнили поставленную нам учебную задачу, остаётся лишь занять линию обороны вдоль неприступного побережья, да, по возможности, окопаться здесь как-нибудь до подхода… главных сил. Вообще-то место для тренировки идеальное. Брать сопку и с берега-то совсем даже непросто, а уж с моря, где почти отвесные стены, даже в полный сегодняшний штиль, почти невозможно, ну, как минимум нам… обыкновенным морским курсантам.
Что ж – теперь пора бы подумать и о… «земном»!
После трехчасового перехода ни я один уж целую вечность проклинаю свою ленинградскую застенчивость, что не позволила в ночной суматохе уличить секундочку для посещения казарменного гальюна с пятью симпатичнейшими отверстиями на сотню человек в полуметровом подиуме над кафельным полом. Там всё идеально просто, функционально, сердито – никаких перегородок, дверок, замков! Вода постоянно циркулирует где-то там внутри – чистота и стерильность обеспечены, вот только всё до безобразия публично и бесцеремонно, а это, знаете ли, слегка осложняет выполнение «миссии».
– Разойдись! – голоса командиров тонут в проснувшемся бесконечно живом, оказывается, пространстве. – Привал – до особого распоряжения!
Курсанты приходят в суетливое разнонаправленное Броуновское движение. Походное снаряжение: вещмешки, противогазы, саперная лопатка, литровая фляга и многое другое – валятся на камни. Шаркая тяжелыми ботинками-гадами, все мгновенно расползаются в поисках… уединения.
Гардемарины – морские курсанты, то есть! – весьма чувствительные, тонкие и ранимые натуры, не лишенные здоровых амбиций и юмора. Душа их в большей массе своей, требует красоты и изящества во всем и, прежде всего, в личной гигиене. Но здесь, на верху пустынной сопки на многие-многие километры вокруг простирается голое каменное плато без каких-либо выступов и изгибов, лишь в сотне метров от привала торчит странного вида небольшой куст, выросший у чудом сочащего здесь сквозь камни странного, рыжего цвета, ручья.
Курсантские лица при виде его заметно свежеют и разглаживаются. Появляются шутки, анекдоты, смех. Кто-то интересуется завтраком, кто-то скидывает с себя темную робу, шерстяные береты, тяжеленные ботинки – «гады».
Жизнь, как всегда, прекрасна и беспечна.
Вот только безжалостное южное солнце уже стремительно набирает высоту, становясь вдруг совершенно невыносимым. Спрятаться, окопавшись, как предполагалось на марше, здесь, по понятным причинам, не удаётся. Забраться куда-нибудь в расщелину, либо за выступ горы от испепеляющих теперь всё и вся лучей – тоже. А тут ещё выясняется, что сухой паёк, прихваченный сюда с собой по случаю тревоги, действительно, оказывается сухой, а фляги из-за скоротечности выхода по тревоге почти никто наполнить не догадался – первый раз всегда всё непросто!
Конец ознакомительного фрагмента.