Кусака
Шрифт:
Стиви сунула палец в ноздрю и в левой клетке среднего ряда нарисовала красное О.
Джесси наблюдала за крестиками-ноликами в мучительном молчании. В животе кипело, о стиснутые зубы колотился крик. Это тело с кровоточащим носом принадлежало Стиви, но существо, нарядившееся в него, не было Стиви. А если так, что стало с ее дочерью? Куда девалось сознание Стиви, ее голос, ее душа? Джесси сжала кулаки. На одну страшную секунду ей показалось, что крик сейчас прорвется, и тогда все кончится. Она дрожала, молясь, чтобы этот кошмар лопнул, развеялся, как наведенные сильной жарой чары, и она очутилась бы в постели, а
Стиви — или принявшее обличье Стиви существо — закрыло полковнику путь к выигрышу. Следующим ходом полковник отрезал Стиви путь к победе.
Стиви пристально взглянула на Роудса, опять посмотрела на клетки, потом еще раз на полковника. Личико мелко задергалось — работали незнакомые мышцы. Рот тронула улыбка, но одеревенелые губы не отозвались. Она рассмеялась — хха! вытолкнутого голосовыми связками воздуха. Улыбка стала шире, раздвинула губы. Просиявшее от радости личико снова стало почти детским.
Роудс осторожно улыбнулся в ответ и кивнул. Стиви тоже кивнула, более осторожно и с усилием. Продолжая улыбаться, она повернулась и медленным шагом канатоходца заскользила в коридор.
У Роудса потели ладони.
— Ну, — сказал он охрипшим напряженным голосом, — по-моему, мы влипли. А, Ганни?
— Я бы сказал, да, сэр. — Ослепительный лоск Ганнистона дал трещину. Сердце капитана бухало, колени тряслись, потому что он понял то же, что и полковник Роудс: или девочка полный выродок, или это действительно уже не ребенок. Но постичь, как и почему такое могло случиться, прямолинейный логический ум капитана не мог.
Они услышали голос — нет, скорее выдох, странный шорох, похожий на шелест ветра в камышах: «Аххх. Аххх. Аххх».
Первой в комнате Стиви очутилась Джесси. Стиви — не-Стиви — стояла перед доской объявлений, вытянув правую руку. Палец девочки — существа — указывал на вырезанные из чертежной бумаги буквы алфавита. «Ааахх. Ахххх». — выговаривал голос, пытаясь ухватить отложившийся в памяти звук. Лицо исказилось от напряжения. Потом: «АхххА. А.А». Палец передвинулся к следующей букве. «Бэээ. Вэээ. Гэээ. Дэээ. Еее». Следующая буква вызвала заминку.
— Ж, — тихо подсказала Джесси.
— Тшш. Шшш. Ж. — Голова повернулась, в глазах читался вопрос.
«Боже милостивый, — подумала Джесси и схватилась за косяк, чтобы не упасть. — Пришелец с техасским выговором, облекшийся в тело и одежду моей дочурки». Подавившись криком, она выговорила:
— Где моя дочь? — Глаза наполнились слезами. — Верни мне ее.
То, что казалось маленькой девочкой, ждало, указывая на следующую букву.
— Верни мне ее, — повторила Джесси. Она рванулась вперед, и Роудс не успел остановить ее. — Верни! — крикнула Джесси, а потом ухватила маленькую фигурку за холодную руку и рывком развернула, чтобы заглянуть в лицо, которое когда-то было лицом ее дочери. — Верни! — Джесси размахнулась и сильно ударила существо по щеке.
Потеряв равновесие, ненастоящая Стиви отшатнулась и чуть не рухнула на колени. Спину она держала прямо и жестко, но голова несколько раз мотнулась из стороны в сторону, как у одной из тех нелепых куколок, что кивают с задних стекол автомобилей. Существо заморгало, возможно, отмечая болевое ощущение, а Джесси, снова ужаснувшись, наблюдала, как на коже Стиви проступает красный отпечаток ее ладони.
Ведь
— З, — помог полковник Роудс.
— Зэ, — выговорило существо. Палец передвинулся.
— И. — Когда букву с трудом повторили, Роудс быстро взглянул на Ганнистона. — Я думаю, оно сообразило, что звуки — основа нашего языка. Господи, Ганни! Что тут у нас?
Капитан покачал головой.
— Не хотелось бы догадываться, сэр.
Джесси не сводила глаз с затылка Стиви. Волосы были такими же, как всегда, только мокрыми от пота. А в них виднелись крошечные пятнышки… чего? Коснувшись волос, она вынула небольшой кусочек чего-то розового, напоминающего сахарную вату. Изоляция, поняла Джесси. Что кусочки розовой изоляции делают в волосах у Стиви? Она уронила кусочек, и тот спланировал на пол. Голова Джесси отказалась работать, мысли беспорядочно заметались. Лицо посерело от потрясения.
— Уведи ее, Ганни, — скомандовал Роудс, и Ганнистон вывел готовую потерять сознание Джесси из спальни.
— К, — продолжил Роудс, отвечая движению пальца.
— Ках. К, — удалось сказать существу.
За стенами дома с Республиканской дороги свернули два грузовика, один с краном, другой с надписью «ОБЪЕДИНЕННЫЕ ПЕРЕВОЗКИ». Миновав Престон-парк, они свернули на Кобре-роуд, направляясь в ту точку пустыни, где то, что некогда было механизмом, сгорело, превратившись в сине-зеленую вязкую жижу.
12. ЧТО ВРАЩАЕТ ВСЕ КОЛЕСА
В три прозвонил звонок.
— Локетт и Хурадо! — вызвал Том Хэммонд. — Вы двое остаетесь на местах. Остальные могут идти.
— Эй, дядя! — Рик Хурадо, который уже успел натянуть белую шляпу, начал выбираться из-за своей парты на камчатке, в левом углу невыносимо душного класса. — Я ничего не сделал!
— А я не говорил ничего такого. Просто посиди.
Остальные ребята собирали книжки и уходили. Вдруг из-за парты в правом дальнем углу кабинета поднялся Коди Локетт.
— Черта с два! Я ухожу.
— Сядь, Локетт! — Том и сам поднялся из-за стола. — Я просто хочу поговорить с вами обоими, только и всего.
— Ладно, я пойду на север, а вы можете поговорить с моим южным полюсом, — ответил Коди, и группка Отщепенцев, которые сидели вокруг него, образуя прикрытие, зашлась от смеха. — Урок кончился, и я сваливаю. — Он широким шагом направился к двери, остальные последовали за ним.
Том загородил ему дорогу. Парнишка не останавливался, словно собираясь пройти насквозь. Учитель не сходил с места, приготовившись к столкновению, и, не доходя три фута, Коди остановился. Прямо у него за спиной возвышался громадный двухсотфунтовый старшеклассник, который всегда ходил в видавшем виды футбольном шлеме, раскрашенном пятнами камуфляжа. Звали его Джо Тейлор, но Том ни разу не слышал, чтобы к нему обращались иначе, чем «Танк». Сейчас Танк сверлил учителя глубоко посаженными черными глазами, глядевшими с грубо вылепленной скуластой и носатой физиономии, которая могла вызывать теплые чувства только у матери — у сумасшедшей матери, если уж на то пошло. Коди сказал: