Кутузов

Михайлов Олег Николаевич

Рана была нанесена почти в то же место, что и в сражении при Шуме, близ Алушты. Этот последний удар, по единогласному мнению лучших медиков, должен был лишить Михаила Илларионовича жизни: пуля совершила второй прорыв височной кости вблизи глазных мышц и зрительных нервов. Принц де Линь сокрушенно сообщал императору Иосифу: «Вчера опять прострелили голову Кутузову. Я полагаю, что сегодня или завтра он умрет...»

Михаил Илларионович не только остался жив, но и сохранил вновь зрение; лишь правый глаз еще более искосило. «Чудо, – говорит современный ему историк, – о котором

медики, даже чужих краев, писали обширнейшие диссертации».

Суворов, узнав о произошедшем, воскликнул: «Кутузов получил рану, какой в Европе не бывало! А в целой Европе ничто ни на волос не пошевелилось!» Он предвидел, что исцеление Михаила Илларионовича приведет к славнейшим в мире последствиям. Императрица Екатерина тревожилась о герое и несколько раз осведомлялась о его положении у Потемкина. 31 августа: «Отпиши, каков Кутузов и как он ранен, и от меня прикажи наведываться»; 18 сентября: «Пошли, пожалуй, от меня наведываться, каков генерал-майор Кутузов»; 7 ноября: «Отпиши мне... каков генерал Кутузов».

Находясь на излечении, Михаил Илларионович получал невеселые вести от очаковских стен. Убыль в людях от стычек и болезней день ото дня становилась в русском стане все заметнее. Начались осенние дожди, поднялись снега и метели, наконец, настала зима со всеми ее ужасами в безлесном краю. Солдаты громко просились на приступ – «согреть застывшую кровь». Михаил Илларионович вернулся к своим егерям накануне решающего штурма. Рана напоминала о себе тягучей болью, хотя уже и чешуя, окружившая ее, призасохла и отвалилась.

6 декабря, в день Святого Николая Чудотворца, Потемкин наконец решился взять силой крепость. Жестокий бой длился лишь час с четвертью. Сам главнокомандующий все это время неподвижно стоял на одной из батарей, подперши голову и беспрестанно повторяя: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Затем он отдал город во власть солдатам на три дня...

Уже в январе следующего, 1789 года Потемкин поручил Кутузову начальство над легкоконными и гусарскими полками, которые прикрывали польские и турецкие границы. В июле Михаил Илларионович командовал отдельным корпусом между Днестром и Бугом и особенно отличился при взятии крепостей Аккерман и Бендеры. Подвиг его под Очаковом, равно как и прочие заслуги, был отмечен: в одном и том же 1789 году Кутузов был удостоен орденов Святой Анны 1-го класса и Святого Владимира 2-й степени.

...В тот самый 1789 год, когда Кутузов оправлялся от страшной раны, которая могла свести его в могилу, произошло одно незначительное событие. В далекой Италии генерал Заборовский вербовал корсиканцев на русскую службу. Среди прочих прошений ему прислал ходатайство никому не ведомый поручик Наполеон Бонапарт. Дело расстроилось из-за амбиций корсиканца: иностранцев принимали в русскую армию чином ниже, а Бонапарт непременно требовал себе звания майора...

* * *

Лечивший Кутузова врач оставил запись:

«Надобно думать, что Провидение охраняет этого человека для чего-нибудь необыкновенного, потому что он исцелен от двух ран, из коих каждая смертельна».

Глава третьяКОМЕНДАНТ ИЗМАИЛА

1

Генерал-майор Голенищев-Кутузов готовился к скромному ужину в своей походной палатке. При неярком свете каганца он самолично помешивал пустую говяжью похлебку в глиняном горшке, меланхолически размышляя над бычьими мослами о том, что при теперешнем безначалии блокада Измаила может затянуться до греческих календ...

А какие надежды, какие громкие планы связывались с прошедшим, 1789 годом!

После блистательных побед Суворова вместе с австрийским принцем Кобургским над турками у Фокшан и Рымника союзники не продолжили наступления, хотя этого требовал русский полководец. Мало того, принц Кобургский, оскорбленный дерзким письмом Потемкина, полученным в день Рымникской битвы, расстался с Суворовым, и оба отошли на свои прежние места. Главные силы Потемкина все же овладели замком Гаджибей – будущей Одессой, а затем принудили к капитуляции крепость Бендеры.

Наступивший 1790 год потребовал от России еще большего напряжения сил. Колебания нестойкой союзницы Австрии, где скончавшегося Иосифа II сменил император Леопольд, опасность войны со стороны Пруссии и Польши – все это не предвещало военных удач и на юге. На границах с Польшей пришлось сформировать особый корпус.

Потемкин, по его же словам, намеревался начать кампанию «рано и живо». Однако Суворов, двинувшийся было со своим отрядом к Бухаресту на соединение с принцем Кобургским, узнал о выходе Австрии из коалиции и вернулся за реку Серет. Дела на Кавказе были омрачены неудачей генерал-поручика Бибикова, отступившего с большими потерями от Анапы. Зато на севере дела неожиданно пошли на поправку. То, чего не могли дать победы, принесло поражение. Нассау-Зиген был разбит шведами, и Густав III нашел для себя возможным заговорить о мире, который и был заключен 3 августа. На радостях Екатерина II писала Потемкину: «Одну лапу мы из грязи вытащили; как вытащим другую, то пропоем аллилуйя...»

События на турецком фронте развивались медленно. Только к осени 1790 года русские овладели почти всеми крепостями на Нижнем Дунае: Гудович захватил Килию, де Рибас – Тульчу и Исакчу. Но оставался Измаил. Это не Килия, не Тульча, не Исакча. Громадная крепость, по своей обширности названная турками орду-калеси (крепость сбора войск), занимала в окружности десять верст и составляла треугольник, примыкая с одной стороны к Дунаю, где ее ограждала каменная стена, с других – был земляной вал в четыре сажени высотой со рвом в семь сажен глубиной.

Измаил превратился в истинную твердыню с 265-ю пушками на валах и тридцатипятитысячным отборным гарнизоном, половину которого составляла регулярная пехота – янычары и легкая конница – сипахи. Комендантом был один из лучших турецких генералов – поседевший в боях сераскир Айдос Мехмет-паша. При нем находились еще несколько пашей и брат крымского хана Каплан-Гирей с шестью юными сыновьями. Надобно было еще помнить и об отчаянной храбрости турок при защите крепостей. Робкий в поле, оттоман становился отважным за стенами укрепления.