Кутузов
Шрифт:
К вечеру 13 ноября Наполеон прибыл со старой гвардией в Борисов. Всегда верный своему правилу — "полководец не должен щадить себя в деле рекогносцировок, но беречь себя в бою", — Наполеон лично познакомился с обстановкой — проехал до самого моста через Березину. Перед ним расстилалась мутная полоса реки. По ней плыли небольшие льдины. Мороз был не настолько силен, чтобы сковать реку и сделать ее удобной для перехода, но все-таки доставлял много неприятностей голодным, одетым не по сезону солдатам его армии.
Русские сожгли со своего берега
Наполеон поехал в Старый Борисов в имение князя Радзивилла, которое лежало на одинаковом расстоянии от Борисова и Студенки; у Студенки император решил попытаться переправиться. С императором двинулась и старая гвардия.
Наполеон провел тревожную ночь. Он каждый час выходил на крыльцо дома послушать, не раздаются ли со стороны Студенки выстрелы. Сегодня решалась его судьба.
Против самой деревни Студенка, на правом берегу, стоял отряд генерала Чаплица. Когда Удино прислал к Студенке офицеров для осмотра места, они не смогли даже промерить реку, потому что на противоположном берегу шныряли казаки, а у деревни Брили виднелись тридцать русских пушек: Чичагов поставил у Брилей дивизию генерала Чаплица. Французские офицеры делали вид, что только поят лошадей в реке: казаков это не беспокоило.
Удино очень боялся, что русские заметят его приготовления к переправе и помешают строить мосты.
В Студенку приехали начальник понтонеров армии генерал Эбле и начальник саперов генерал Шаслу.
Вечером затемно пришли четыре роты понтонеров. Понтонеры и саперы работали всю ночь — разбирали деревенские хаты, выкидывали жителей, пилили бревна, заготовляли гвозди и делали козлы и плоты, потому что понтонные лодки неосмотрительно сожгли в Орше, думая, что в них не будет нужды.
Как ни старались делать все это потише, но нельзя было работать бесшумно, нельзя было обойтись без команды и, кроме того, нельзя было не разжечь костров, чтобы стало светлее и теплее. Все с тревогой посматривали на противоположный берег, где стояла дивизия Чаплица.
Но там царили мир и покой — даже пели, не чуя тревоги, петухи.
Наполеон не мог дождаться утра. Он каждый час вскакивал с постели, думая, что уже кончилась ночь. Он не верил ничьим часам: ни своим, ни Бертье, ни часам хозяев, ни петухам, еще не переловленным французами. И в полной темноте двинулся к Студенке, проводником был генерал Корбино.
Маршал Удино размещался в маленькой, закопченной деревенской баньке, стоявшей в голых ольховых кустах у самой реки. Нерешительный Удино был в большой, понятной тревоге. Он боялся, что Чаплиц обнаружит их и ударит по мостам и переправе из своих тридцати пушек.
Но сегодня тревожился не один Удино. И более решительные и мужественные маршалы — Бертье, Ней, Мюрат — и все свитские генералы чувствовали себя весьма неспокойно.
Император с Бертье и Удино жались в тесной белорусской бане, пахнущей сажей и березовыми вениками, за наскоро сколоченным столом,
Наполеон в который раз изучал течение этой проклятой реки. Длинноносый, с невеселым лицом маршал Удино стоял у порога, ожидая приказаний. А не похудевший за поход маленький Бертье грел руки у "каменки", которую топили ночью.
В тесном предбаннике, устланном тертой соломой, стояли Ней, Мюрат и генерал Рапп. Они вышли из бани, потому что всем не хватало в ней места.
У дверей бани маячили с ружьями у ног два усатых гвардейца.
— Наше положение неслыханное. Если Наполеон выпутается, тогда в нем сидит сам дьявол! — по-солдатски грубо сказал товарищам несдержанный Ней. Он говорил по-немецки, чтобы его не поняли часовые.
— Я предложил ему, — зашептал Мюрат, — спастись одному: переправиться через реку в нескольких лье отсюда. Мои польские уланы берутся доставить его в Вильну. Но он и слушать не хочет. Я не думаю, чтоб нам удалось вывернуться. О сдаче в плен, конечно, не может быть и речи. Мы все должны погибнуть здесь!
Мюрат огорченно махнул рукой и вышел из предбанника на свежий воздух.
Ней и Рапп ходили в раздумье по тесному предбаннику из угла в угол.
И вдруг Мюрат вбежал назад в предбанник и, расталкивая Нея и Раппа, кинулся в баню.
— Государь, неприятель очистил позицию! — закричал Мюрат так, словно звал в атаку.
— Не может быть! — вскочил со скамейки Наполеон.
— Посмотрите, они уходят.
Все бросились вон.
Из деревни, занятой русскими, тянулась в лес колонна пехоты. Ее замыкали казаки. Из тридцати пушек, стоявших на пригорке у деревни, не осталось ни одной. Бивачные костры чуть дымились, потухая.
Все, у кого были зрительные трубы, смотрели не отрываясь на это непонятное, но восхитительное зрелище.
Сомнений не оставалось — произошло невероятное чудо: генерал Чаплиц снялся с удобной позиции за час до того, как французские понтонеры собирались ставить первые козлы для мостов.
— Фридрих Второй назвал бы это "его величество случай"! — говорил Наполеон, продолжая смотреть в трубу. — Я всегда считал, что всякое военное предприятие хорошо соображено, если две трети в нем отнесены на долю расчета, а одна треть на долю случая! — закончил Наполеон, опуская трубу и глядя на своих повеселевших маршалов. — Я обманул глупца адмирала. Он ждет меня там, где я ему подсказал! Где я хочу, чтоб он меня ждал!
Он сиял от счастья, которое свалилось так нежданно.
Увидав, что Чаплиц ушел, Наполеон приказал поскорее занять противоположный берег.
Адъютант Удино, лейтенант Жакмино и граф Пшездецкий бросились на лошадях вплавь через реку. За ними последовало сорок охотников 7-го конноегерского полка. Конные егеря взяли на стремя по одному вольтижеру. Два простых небольших плота стали перевозить стрелков.
Переправившиеся на правый берег французы оттеснили казачьи разъезды, которые показывались несколько раз на берегу.