Кувшин золота
Шрифт:
Постоянство есть первое размышление. Спокойствие есть первое счастье. Наш брат мертв - похорони его.
Сказав это, он вернул взгляд к кончику носа, а ум - к максиме, и погрузился в глубокое размышление, в котором ничто восседало на несущественности, а Дух Хитрости таращил глаза на эту загадку.
Седая Женщина из Дун-Гортина взяла понюшку табаку из табакерки и подняла плач по своему мужу:
– Ты был моим мужем, и теперь ты мертв. Это мудрость убила тебя.
Если бы ты послушался моей мудрости вместо своей собственной,
Женщины сильнее мужчин - они не умирают от мудрости.
Они лучше мужчин, потому что не ищут мудрости.
Они мудрее мужчин, потому что знают меньше, а понимают больше.
Мудрецы - воры, они воруют мудрость у ближних.
У меня было четырнадцать сотен проклятий, мой невеликий запас, и ты хитростью выкрал его и опустошил меня.
Ты украл мою мудрость, и она сломала тебе шею.
Я потеряла свое знание, и все-таки я жива, и плачу над твоим телом, а для тебя оно оказалось слишком тяжелым, мое невеликое знание.
Ты никогда больше не пойдешь в лес поутру и не будешь гулять в полях звездной ночью. Ты не сядешь у очага в холодную ночь, не ляжешь в постель и не встанешь снова, и вообще ничего не будешь делать с этого дня.
Кто будет теперь собирать шишки, когда угасает очаг, и кто позовет меня по имени в пустом доме или рассердится, что котел не кипит?
Теперь я воистину в отчаянии. У меня нет ни знания, ни мужа, ни чего еще сказать.
– Если бы у меня было что-нибудь лучше, оно было бы твоим, - сказала она вежливо Тощей Женщине с Инис-Маграта.
– Спасибо тебе, - ответила Тощая Женщина, - это было очень хорошо. Не начать ли теперь мне? Мой муж задумался, и мы не сможем помешать ему.
– Не заботься, - сказала Седая Женщина, - счастье мне недоступно, и, кроме того, я уважаемая женщина.
– Это более чем так, воистину.
– Я всегда делала то, что нужно, тогда, когда нужно.
– Я буду последним человеком в мире, кто отрицал бы это, - с теплотой ответила Тощая Женщина.
– Ну так и хорошо, - сказала Седая Женщина, и начала разуваться. Она встала посреди комнаты и поднялась на носки.
– Ты - достойная, уважаемая леди, - произнесла Тощая Женщина с Инис-Маграта, и тогда Седая Женщина стала вращаться быстро, и все быстрее, пока не превратилась в сплошное движение; через три четверти часа поскольку была очень крепкой - она замедлилась, стала видимой, покачнулась и упала рядом со своим покойным мужем, и на лице ее было красота, едва ли не превосходившая красоту его лица.
Тощая Женщина с Инис-Маграта шлепнула детей и отправила их спать, затем зарыла два тела под очагом, а затем, с некоторым трудом, оторвала мужа от его медитаций. Когда он начал воспринимать обыденную действительность, она пересказала ему все, что случилось, и сказала, что он один виноват в этой печальной утрате. Он ответил:
– Яд вырабатывает противоядие.
Глава III
На следующий день после этого печального события Михаул МакМурраху(4), фермер с маленькой фермы поблизости, пришел в сосновый лес, нахмурив лоб. У двери маленького домика он сказал:
– Господь со всеми, кто здесь, - и вошел внутрь.
Философ вынул трубку изо рта:
– Господь с тобой, - ответил он и вернул трубку на место.
Михаул МакМурраху обвел пальцем комнату:
– А где другой?
– спросил он.
– А!..
– сказал Философ.
– Он, должно быть, вышел?
– Должно быть, - ответил Философ без выражения.
– Ну, да не важно, - сказал гость, - потому что у вас у самого мудрости столько, что впору открывать лавку. Я пришел сегодня по той причине, что хотел попросить вашего почтенного совета насчет стиральной доски моей жены. Она у нее всего пару лет, и последний раз она пользовалась ею, когда стирала мою воскресную рубашку и свою черную юбку с такими красными штучками на ней - знаете?
– Никоим образом, - ответствовал Философ.
– Ну, и ладно; в общем, доска пропала, и моя жена говорит, что ее взяли или эльфы, или Бесси Хэнниган - вы знаете Бесси Хэнниган? У нее усы, как у козы, и хромая нога...
– Никоим образом, - ответствовал Философ.
– Все равно, - сказал Михаул МакМурраху.
– Она доски не брала, потому что моя жена поймала ее вчера и два часа заговаривала ей зубы, а я тем временем обшарил все углы в ее доме - доски там не было.
– И не могло быть, - сказал Философ.
– Может быть, тогда ваша честь расскажет, где она?
– Может быть, - ответил Философ.
– Ты слушаешь?
– Слушаю, - сказал Михаул МакМурраху.
Философ придвинул стул поближе к гостю, так что они соприкоснулись коленками. Он оперся ладонями на колени Михаула МакМурраху:
– Стирка и мытье - обычай экстраординарный, - сказал он.
– Нас обмывают по приходе в этот мир и по уходе из него, и от первого мытья нам нет никакого удовольствия, а от последнего - никакой пользы.
– Ваша правда, сэр, - сказал Михаул МакМурраху.
– Многие люди считают, что обмываниям помимо этих мы обязаны одной лишь привычке. Тогда как привычка есть постоянство действия, это самая отвратительная вещь, и от нее очень трудно избавиться. Поговорка скажется там, где писание смолчит, и безумства наших праотцов нам важнее, чем процветание нашего потомства.
– Против этого я ни слова не скажу, сэр, - промолвил Михаул МакМурраху.
– Кошки - философический и вдумчивый народ, но они не признают полезности ни в воде, ни в мыле, однако же считаются чистоплотными. Из каждого правила есть исключения, и я знавал некогда кота, обожавшего воду и купавшегося каждый день: