Куявия
Шрифт:
Иггельд все еще полагал, что Теодорик возмутится, но тот в задумчивости лишь кивнул. На лбу собрались глубокие морщины, он посмотрел по сторонам, снова вперил взгляд в бледное лицо расстроенного Иггельда.
– Да-да, понимаю. Любой правитель стремится сохранить свой город.
– Даже если это в ущерб стране?
– Ну, – протянул Теодорик, – страна большая, а когда все кончится, Тулей в первую очередь спросит, почему твой город разорен, а город соседа – нет. В подробности он вникать не станет, просто смахнет голову с плеч. .Или же выгонит.
Иггельд стиснул зубы до ломоты в висках, переждал приступ
Девушка улыбнулась ему понимающе, ушла с пустым кувшином, неторопливо двигая тугими бедрами. Иггельд прерывисто вздохнул, потер лоб и сказал охрипшим голосом:
– Я боюсь, что, если артанам не дадут отпор, они могут прийти даже сюда!
Теодорик даже не вздрогнул, не отшатнулся, на лице оставалась все та же отеческая улыбка. Посмотрел на Ратшу, тот занимался запеченным гусем, ни на что не обращал внимания, резал мясо большим засапожным ножом, кромсал, самые лакомые куски сразу же швырял в рот, те исчезали, будто в пропасти.
– Дорогой Иггельд… – проговорил Теодорик размеренно, – ты сделал великое дело, превратив ту страшную Долину Ветров в место, пригодное для жилья. Здесь тебе не было равных, но вот понимание больших дел, по-настоящему больших, приходит только с возрастом. Увы, это так!.. Понимание приходит, когда уже нет сил что-то изменить. Так вот я скажу тебе: артане никогда не придут сюда. Никогда!
– Почему? – спросил Иггельд настороженно и в то же время с облегчением.
– Потому что с нас взять нечего, – ответил Теодорик с грустной улыбкой. – Ты уже полетал по стране, увидел кое-что… раньше ты наверняка считал, что богаче нашего города на свете нет. Увы, беднее нас нет!.. Самые богатые города – это приморские, они разжирели на торговле. Вторые по богатству – города, что расположены на перекрестках больших дорог. На перекрестках главных дорог! Затем просто города вдоль рек, дорог… Конечно, нет на свете града богаче, чем сама Куяба. Но мы на краю света, дальше только горы. Да мы и сами в горах, за ними ничего, разве что твоя Долина! А любая война ведется ради добычи… Я имею в виду вот такую войну, когда вторгаются армии из голодных стран в земли богатых… Скоро артане захлебнутся добычей и побегут домой хвастаться награбленным. В их честь будут задаваться пиры, слагаться песни, их назовут героями, они всю жизнь будут ходить, задрав носы. А наш город… Добираться сюда трудно, конница сюда не проскачет по нашим опасным горным тропам. А самое главное, повторяю, взять у нас нечего. И артане это знают.
Иггельд чувствовал, что его страх начинает рассеиваться. Теодорик говорил веско, уверенно, объясняя каждое слово, а не призывая верить ему просто потому, что говорит он, Теодорик, который стал уже главой города, Города Драконов, а теперь еще и беричем. Снова пришла та же девушка, улыбнулась Иггельду, как старому
– Беда в том, – сказал Теодорик задумчиво, – что слишком много городов и земель сдаются артанам без боя. Так бы они уже вернулись, не такие уж они и храбрецы, как об этом рассказывают! Но, не встречая сопротивления, есть соблазн идти и идти дальше. Если города и веси сами падают в руки, как спелые груши, то почему не тряхнуть дерево?
– Боюсь, – сказал Иггельд, – что продвинутся очень далеко.
– Ну, как бы далеко ни прошли, – ответил Теодорик, – но уж к Куябе их не допустят!.. Там слишком огромная армия под командованием самого Дуная. Да и черные башни, о них забывать не стоит.
Иггельд потер лоб снова, вздохнул.
– Надеюсь, их остановят раньше. Армия Одера уже разбита, а там сильные воители, я видел их, как вот вас… Ладно, я прибыл вот по какому делу. Город растет, аппетиты тоже растут. Мне много чего нужно, на этот раз на Черныше все не увезу, мне потребуется не меньше чем двадцать лошадей. А то и тридцать.
– Ого, – сказал Теодорик с удовольствием. – Мне нравится твой размах!.. Попомни мое слово, быть тебе со временем самому беричем! А то и наместником. Только вовремя окороти своего дядю, а то он, я знаю даже здесь, только ты один не знаешь, уже старается потеснить тебя, взять вожжи в свои руки… Ладно, вернемся к делу. Мне нравятся сделки, когда покупается сразу и много. Но, как ты знаешь, во время войны цены несколько повышаются…
Иггельд в великом удивлении откинулся на спинку стула.
– Как? – спросил он. – Я понимаю, что за опт мне полагается большая скидка! Просто огромная!
Теодорик расхохотался, хлопнул в ладоши, велел дочерям убрать вино, а взамен принести бумаги. Иггельд, в подтверждение того, что есть чем платись, с натугой поднял на стол мешочек с золотыми монетами. Теодорик приятно улыбнулся, но глаза оставались острыми. Дружба дружбой, но торг для куявов – дело святое, перед которым отступают и дружба, и родство, и верность стране.
Ратша остался грузить и увязывать закупленное, а Иггельд заторопился к Чернышу. Тот рванулся навстречу, угадав по глазам, что уже можно даже нарушить строгий приказ не сходить с места, Иггельд дал себя облизать, сам чесал, обнимал, хлопал по ушам, упряжь с него снимать не стал, не такая уж и легкая, чтобы лишнюю лошадь под нее брать, а там Яська снимет, шлепнул по холке и сказал строго:
– Лети домой!.. В пещеру, понял?.. Всех навести, напомни друзьям, кто в долине старший, а то в твое отсутствие кто-то уже объявил себя драконьим вождем… а мы поедем ножками-ножками, как червячки. Увы, ты все не потащишь.
Черныш смотрел ошалелыми глазами, потом в них отразилась горькая обида. Он даже приподнялся на передних лапах и раздвинул грудь, напрягая мышцы, но Иггельд лишь похлопал по толстой щеке, сказал ласково:
– Мы будем добираться долго. А ты нас там встретишь, понял?
Понял, ответил Черныш печально. Не любишь ты меня, папка…
– Да люблю, люблю, – ответил Иггельд. – Кого же мне еще любить? Только ты у меня и есть, любименький. Давай лети. А то меня Ратша ждет. Лети, а там встреть, понял?