Кузнец из преисподней
Шрифт:
Туман рассеялся, на потолке пещеры снова засияли кристаллы. К мосту ринулись все вместе, кроме Озерника, а по пятам за членами Братства наступала ледяная корка.
– Дед, давай к нам! Давай сюда!
– Мой президент, из города нам что-то кричат люди, – шепнул Артуру зоркий германец. – Они что-то кричат и машут руками, но без оружия.
– Погоди, тут не до них!
На кладбище творилось нечто невероятное. В годы молодости Артур насмотрелся на масштабные разрушения, производимые Качалыциками. Что касается озерных колдунов, он встречался лишь с отдельными проявлениями
Те веталы, кто не успел спрятаться в норы, замерзли в прыжке. Или замерзли, наполовину высунувшись из своих убежищ. За то короткое время, пока Черный Дед позволил им существовать, у Артура на сетчатке словно отложилось немыслимое фото. Одни походили на людей, другие людьми никогда не были. Третьи вообще не вызывали ассоциации ни с одним существом на планете Земля. Их разум так и не проявил себя. Неясным осталось, кто же разговаривал с президентом. В конце концов Артур рассудил, что слова их вырывались, как у попугаев, неосознанно копирующих человеческую речь.
Но ведь кто-то здесь обладал разумом? Кто-то здесь хоронил своих мертвецов. Тысячи или десятки тысяч лет назад…
Озерник дунул, держась за посох. Облачко пара слетело с его губ. От легкого вроде бы дуновения треснул и развалился ближайший склеп. Следом за ним развалился бык из черного мрамора, затем одноногий рыцарь… Фигуры, решетки и надгробия рассыпались в пыль, сминая под собой замерзших обитателей некрополя.
Озерник дунул вторично, сменив направление. До Коваля долетел лишь слабый отголосок этого ветра, но и его стало достаточно, чтобы на ресницах повисли сосульки. На кладбище погасли абсолютно все плошки, заботливо расставленные кем-то на могилах. Самих могил почти не осталось, их вырвало, перемешало с ледяным крошевом, с растертым гранитом и мрамором всех оттенков…
Остров в излучине реки превращался в пустыню. Фонарики погасли. Непроницаемый мрак сгущался над ослепшей землей.
– Гей, Митька! Вот теперь – поливай, сколько душе угодно!
Карапуз только покачал головой. Озерник подхватил свои мешки, с натугой выдернул посох и тяжело зашагал к поджидавшим его товарищам. Под сапогами его хрустело ледяное крошево.
В радиусе сорока метров от дороги не уцелело ничего. Болотная вода испарилась, тела веталов превратились в пудру. Моментально вымерзли корявые деревья, кусты и папоротники. Тропинки между надгробий спеклись в блестящую корку. От самых грандиозных памятников осталось несколько жалких кучек. Дальше, за гранью ледяного пожарища, мороз с хрустом пожирал все, до чего мог дотянуться. Кренились и проваливались полусгнившие кресты странной формы, раскалывались гипсовые изваяния, у химер отпадали крылья и головы. Искусственные холмы оседали со стоном, окончательно погребая под собой то ли живых, то ли мертвых обитателей.
– За городскими воротами вижу дерево! – оповестил товарищей зоркий немец. – Все как в вашей Книге! Дерево-трезубец, Гермес с кадуцеем, Сварог на свастике… Мы нашли! Часы Сварога здесь…
Стоило бы порадоваться… Но Ковалю почему-то стало нехорошо.
14
БОГОМИЛ
– Мать вашу так! Все целы? Лева? Брат Цырен?..
– Охх, вроде все.
Члены Братства креста сбились плотной кучкой у каменного моста. Ильмень-град нависал над ними мрачной громадой.
– Командир, Малыш умер, зато летун второй уцелел. Вон кудахчет, зараза!
Верный буль сам кое-как доковылял до мостика с перевязанной культей. Здесь он прилег, как обычно, лизнул Рыжульку в нос и околел. Рыжулька печально завывала возле трупа своего любимого приятеля. Ее тоскливый вой далеко разносился под сводами пещеры, отражаясь и многократно возвращаясь. Отчего казалось, что путников окружает стая диких волков.
– Хреново без Малыша, – погрустнел Даляр. – Кто огнемет и динамиты потащит? Самим теперь все, э-хе-хе!
– Отчего он умер? – задал главный вопрос бурят. К нему почти полностью возвратился человеческий облик. – Ведь псу оторвали кусок лапы, это не повод умереть.
– Нельзя… его укусили, понимаете? – Только теперь Свирского затрясло. – Нельзя. Есть у кого-то царапины, признавайтесь?
Все принялись лихорадочно себя осматривать. С разрешения начальства Лева разжег керосиновую лампу. Все равно костер было сложить не из чего. Осмотрели труп Малыша. Пес выглядел так, словно пролежал уже несколько часов. Тело настолько раздулось и одеревенело, что ремни, фиксирующие мешки с грузом, пришлось срезать.
– Не трожьте его, – озаботился вдруг Озерник. – Дурная кровь в нем, зараза сильная.
– Объявляю привал. Заодно проверим, нет ли повреждений, – Коваль с наслаждением освободился от тяжеленного рюкзака. Привалил его к тумбе моста и растянулся рядом. Ноги больше не держали.
Ильмень-град нависал над ними сонной недружелюбной глыбой. От города еще сильнее тянуло рыбой, мокрым тряпьем, плохо обработанными шкурами. Но запахло и ухой, и сладковатыми благовониями, и горьковатой выпечкой, и банькой…
– Глянь, ребята, таращатся на нас, со стен-то.
– Может, такие же ублюдки, как тут?
– Не… там людишки обычные, сердечки стучат. Только пугливые больно.
– Да откуда тут люди, на глубине такой?
– Дурень ты, это для нас глубина, а для них, может, мать родная!
– Орландо, передай фляжку, жутко пить хочется.
– Кажись, сюда намылились, а?
– Дьявол, я весь в каком-то дерьме…
– Там бронзовые ворота. В тумане не видно.
– А что это за пакость сверху все время падает?
– Это лишайники, вроде травы…
– Эта сука мне едва руку не отгрызла. Пасть – как у тигра, вот ей-богу! Спасибо Деду, заморозил их, сволочей…
– Командир, меня, кажись, задело, – полковник закатал рукав. На предплечье багровели три свежих шрама. – Чего теперь, мясо вырезать?
Коваль очнулся от дремы:
– Дед Касьян, поглядишь его руку?
Хранитель памяти тоже принял участие. Вместе осмотрели рану, промыли, намазали травками.
– Ну, чего, не помру? – храбрился Карапуз.