Квантовый вор
Шрифт:
— Это непростительно. Мне очень жаль. У меня уже возникли проблемы, возможно, у тебя они тоже возникнут.
На этот раз появляются сразу две фигурки: рука более высокого человека лежит на спине второго.
— Я знаю, что ты мне доверяешь, — говорит Исидор. — Я просто хотел все тебе рассказать.
Он поднимается и разглядывает барельеф стены: бегущие кони, абстрактные фигуры, лица, Достойные, Спокойные. Скафандр пропускает внутрь дымный запах только что обработанного камня.
— Репортер спрашивал, зачем я пытаюсь разгадывать загадки. Я сказал ему какую-то
Спокойный, угловатый, поблескивающий металлом, выпрямляется. Его формирующие конечности проходят вдоль ряда незавершенных женских лиц. Каждое немного отличается от остальных, демонстрируя попытки вернуть утраченное.
В памяти Исидора запечатлелся тот день, когда он не смог вспомнить лицо матери, когда закрылся ее гевулот. У него возникло странное ощущение пустоты.Прежде он все время чувствовал какую-то защищенность, был кто-то, кто знал, где он находится и о чем думает.
Спокойный создает еще одну композицию из песка: женщина без лица держит зонтик над двумя другими людьми.
— Я понимаю, ты думаешь, что она старалась нас защитить. Я не верю в это.
Он пинает скульптуру. Фигурки рассыпаются. И тут же возникает сожаление.
— Я не хотел этого делать. Прости.
Он снова смотрит на стену, на бесконечную работу отца.
Они все ломают, а он снова строит. Его работу видят только фобои.
Исидор неожиданно чувствует себя глупцом.
— Давай больше не будем о ней говорить.
Спокойный раскачивается, словно дерево на ветру. Затем создает две фигурки с узнаваемыми лицами, держащиеся за руки.
— Пиксил в порядке, — отзывается Исидор. — Я… Я не знаю, что из всего этого выйдет, но когда мы это поймем, я снова приведу ее повидаться с тобой.
Он опять садится и прислоняется спиной к стене.
— Почему ты не расскажешь мне, чем занимался?
Когда Исидор снова оказывается в городе, на ярком дневном свете, ему становится легче, и дело не только в том, что он освободился от скафандра. Он несет в кармане первую из статуэток, и ее тяжесть действует на него успокаивающе.
Он позволяет себе пообедать в роскошном итало-китайском ресторане на Устойчивом проспекте. «Вестник Ареса» все еще транслирует его интервью, но на этот раз Исидор заставляет себя сосредоточиться на еде.
— Не расстраивайтесь, мистер Ботреле, — раздается чей-то голос. — Любая популярность полезна.
Исидор изумленно поднимает взгляд. По другую сторону стола сидит женщина. Его гевулот даже не отреагировал. У нее высокое, молодое, изготовленное на заказ тело, коротко стриженые волосы, а лицо отличается необычной красотой: крупный нос, полные губы и изогнутые брови. На ней белая одежда — ксанфийский жакет поверх дорогой имитации революционной формы. В ушах поблескивают два крошечных бриллианта.
Она кладет тонкие руки поверх газеты, и длинные пальцы выгибаются, словно спина кошки.
— Нравится ли вам слава, мистер Ботреле?
— Простите, не имею удовольствия…
Исидор снова посылает гевулот-запрос, чтобы узнать хотя бы, как ее зовут. Он даже не уверен, что ей было доступно его имя или что она могла видеть его лицо. Но вокруг женщины воздвигнута стена уединения, словно зеркальный барьер.
Незнакомка небрежно взмахивает рукой.
— Это не светская беседа, мистер Ботреле. Просто ответьте на мой вопрос.
Исидор смотрит на ее руки, сложенные поверх черно-белого снимка. Между ее пальцами он видит собственные безумные глаза.
— Почему это вас интересует?
— Не хотели бы вы расследовать дело, которое принесет вам настоящуюславу? — В ее улыбке проскальзывает что-то ребяческое. — Мой наниматель уже некоторое время наблюдает за вами. Он никогда не пропускает таланты.
Исидор уже достаточно владеет собой, чтобы размышлять и обращаться к экзопамяти. Женщина отлично чувствует себя в своем теле, а это означает, что она довольно давно стала Достойной, возможно, слишком давно, чтобы выглядеть так молодо. В ее речи слышится акцент уроженки медленногорода, впрочем, тщательно скрываемый. Или, возможно, скрываемый ровно настолько, чтобы Исидор его заметил.
— Кто вы?
Она складывает газету пополам.
— Вы узнаете это, если примете наше предложение. — Женщина отдает ему газету, а вместе с ней короткое разделенное воспоминание. — Хорошего дня, мистер Ботреле.
Затем она встает, сверкнув улыбкой, и уходит, превратившись в серое пятно гевулота в толпе прохожих.
Исидор открывает послание, и в его сознании мелькает смутная ассоциация. Указано место и время. А также имя — Жан ле Фламбер.
Интерлюдия
Одержимость
Идея вломиться в синагогу принадлежит Исааку. Но возможность проникнуть внутрь обеспечивает, конечно, Поль. Это он нашептывает что-то в оформленный в виде раковины белый гевулот здания, пока тот не показывает ему одну из дверей под высокой аркой с затейливо расписанной штукатуркой.
— После вас, рабби, — говорит Поль, отвешивая шутливый поклон и едва не спотыкаясь.
— Нет, после вас, — настаивает Исаак. — Или, черт возьми, войдем вместе.
Он кладет руку на плечо молодого человека, и они бок о бок входят в святилище.
Они пили четырнадцать часов. Исааку нравится грубое воздействие алкоголя, вызывающее шум в голове, это намного лучше, чем изощренные наркотики. Стремительно уменьшающаяся трезвая часть его сознания воспринимает это скорее как традицию, нежели реальный процесс, — тысячелетняя культура отравления алкоголем, почитание Бахуса, заложенное в его изготовленном в Ублиетте теле.
В любом случае важно то, что мир вокруг теперь подчиняется странной, искаженной логике, и сердце в груди бьется так, что Исаак готов взобраться на одну из защитных стен и прокричать вызов мрачным порождениям марсианской пустыни. Или сразиться с самим Богом, в чем и состояло его первоначальное намерение.